– Так можем ли мы проиграть? – шёпотом спросил Аниан.

– Нет! – закричали они.

Затем загудели колокола и зазвучали трубы. Это был сигнал тревоги в ответ на затрубившие около стен рога варваров. Началась великая схватка.

* * *

Гунны опередили своих лучших наёмных инженеров и не сумели правильно организовать осаду. У них имелись только стрелы, лестницы и избыток мужества.

Они напали на Аурелию со всех сторон, не считая, конечно, реки, и цель их стремительного натиска была ясна: растянуть ряды оборонявшихся аланов и прорвать их в слабых местах. Когда масштаб атаки сделался очевиден, то всем или почти всем жителям города – от безоружных женщин до десятилетних детей – пришлось присоединиться к мужчинам у крепостных валов и бросать вниз, на гуннов, камни, черепицу и булыжники.

Воздух сгустился от взметнувшихся копий. Каждая сторона отстреливалась, подбирая выпущенные в неё стрелы. Что то беспрестанно и зловеще жужжало в воздухе, словно в осином гнезде. Сбежавшиеся священники и монахини собирали гуннские стрелы в корзины и относили их городским лучникам. Время от времени одна из выпущенных стрел попадала какому нибудь священнику в затылок. Удар бывал настолько силён, что стрела доходила до нижней челюсти и прошивала рот, накрепко запечатав его. Умирающий даже не мог вскрикнуть. Он падал, но другой священник тут же занимал его место.

Варвары атаковали под обстрелом защитников города. Сотни гуннов были убиты под радостные клики жителей Аурелии, но тысячи уже подошли к подножию стен. На них с крепостных валов лилось раскалённое масло, кипяток из горшков и летели горящие вязанки хвороста. Тяжёлые камни падали на руки и ноги, раскалывали шлемы. Однако всё это причиняло лишь малый вред армии гуннов. Их было слишком много. Лестницы с десятками ступеней устремлялись вверх, точно разжатый кулак с когтями. Гуннские лучники начали стрелять всерьёз: шквалы стрел следовали один за другим, и аланам никак не удавалось поднять головы над парапетом стены. Тогда бы их сразу убили. А нападающие уже взбирались на крепостные стены. Аланы вслепую обрушили на них камни, обстрел прекратился. Это означало, что первые гунны уже добрались до парапета крепостной стены. Затем послышались шум и громкие крики. Закованные в железные кольчуги аланы поднялись, выпрямились и столкнулись с орущими гуннами. Теперь они сражались на стенах города. Одну лестницу сбросили, но гунны сумели удержаться на захваченной части стены, и там завязалась отчаянная схватка.

Яростная борьба в одинокой сторожевой башне Норика, конечно, была ожесточённой, но поблекла в сравнении с этим боем на стенах крепости столицы аланов. Здесь развернулось сражение небывалого масштаба: люди в неистовстве рубили противников мечами и кусались, как звери. Ведь даже минутная пауза означала неминуемую гибель. Некоторые воины, сцепившись, падали со стены вниз и если защитник города выживал, то поджидавшие внизу гунны разрубали его на куски и поднимали отсечённые конечности как окровавленные трофеи.

Перед схваткой я получил оружие. Я знал, что мои вести обнадёжили горожан и чувствовал себя достаточно поднаторевшим в мрачном воинском искусстве: поднимался после града стрел, разил врагов мечом и наносил им удары щитом, а потом опускался, укрываясь от очередных гуннских стрел, снова вставал, и это повторялось десятки раз. Если бы я сбился с ритма, то давно был бы мёртв. Борьба не требовала мужества, хотя бы потому, что для страха не оставалось ни секунды. Промедление было смерти подобно, и я делал то же, что и все сражавшиеся. Мы должны были это делать. Мы боролись.

Вскоре парапет заполнили трупы аланов и гуннов. Тяжелораненые стонали, а кто то лежал неподвижно, пронзённый десятком стрел. Среди погибших были женщины и дети, однако пополнение поступало постоянно, и по лестнице со стороны Аурелии поднимались всё новые и новые горожане.