Изменить размер шрифта - +
Образно говоря, наши спины были обращены к западу, к великому западному океану, пусть он даже находился где то в дальней дали. Но как бы то ни было, мы подняли тысячи штандартов и знамён над бесконечными шеренгами солдат, и они развевались на ветру, качаясь, словно молодая роща перед бурей. Я видел золотые легионерские штандарты римлян, знамёна гуннов из конских волос, стяги, кресты и языческие символы всех племён и стран, собравшихся здесь. Каждый человек считал себя частью того мира, ради существования которого шёл в бой. Напряжение стало почти невыносимым, а во рту у меня пересохло, несмотря на выпитую воду, и я гадал, где же за всей этой несметной ордой может находиться лагерь Аттилы. Я хотел проникнуть туда, ибо там скрывали пленную Плану.

Я не представлял себе, как она выглядит после стольких месяцев заключения, я не знал, какие мучения она вынесла. Что она чувствовала после того, как я оставил её у гуннов, или, вернее, совершил то, чего ей страстно хотелось, и скрылся с мечом Марса. Я всегда помнил об Плане, и воспоминания были острыми, точно стальное лезвие. Чем сильнее разгорался конфликт, тем больше меня волновала её судьба. Неважно, кто победит сегодня, но я не успокоюсь и не смирюсь, пока не найду её и не освобожу из этого кошмарного плена. Короли сражаются за свои страны, а я стану сражаться за свой собственный мир.

Как будто прочитав мои мысли, вперёд из гуннских рядов выехал всадник и по дуге поскакал к нашим шеренгам. Лошадь каштановой масти и гордо сидевший всадник уверенно приближались к римским войскам, его заплетённые в косички длинные волосы подрагивали на ходу, а колчан со стрелами гремел за плечами. Стук копыт словно разорвал нависшее молчание. Гунн пересёк ручей, но никто не выстрелил в одинокого всадника. В ста шагах от наших линий он повернулся и двинулся параллельно римским шеренгам, с невозмутимым видом глядя на тысячи, тысячи и тысячи собранных нами людей. Однако они не интересовали его, и он явно старался кого то найти. Лишь когда он оказался прямо напротив римских соединений на левом фланге, я наконец узнал его и понял, кто это и кого он ищет.

Это был Скилла.

Его лошадь замедлила бег, как только в поле его зрения попал небольшой лес штандартов вокруг Аэция и его военачальников. Скилла жадно всматривался, словно охотясь за мной, и я с ужасом и какой то фатальной обречённостью поднял руку. Он заметил этот жест, и я снял шлем, чтобы он окончательно узнал меня. Он остановил своего коня и показал, что нам следовало бы сейчас возобновить поединок. Я увидел, как он усмехнулся, и его зубы ослепительно сверкнули на смуглом лице. Однако потом он круто развернулся и галопом помчался к своей линии, заняв место на гуннском правом фланге. Мы опять очутились один напротив другого. Воины из его нового отряда засмеялись.

– Кто это был? – полюбопытствовал Аэций.

– Друг, – не подумав, ответил я и сам удивился своим словам.

Но кто понимал меня лучше этого человека, тоже хотевшего обладать Иланой? Кто лучше его знал, чего я действительно стою, чем этот гунн, с которым я столь часто сражался?

Аэций нахмурился, услышав мою реплику, и пристально посмотрел на меня, словно впервые видел и хотел навсегда запомнить. Затем он кивнул Зерко, и карлик наклонился, чуть не свалившись с лошади под тяжестью огромного меча Марса, стянутого ремнями. Генерал нагнулся, чтобы взять меч, и его мускулы напряглись, когда он поднял оружие высоко над головой. Десять тысяч лиц обернулись к нему, а после, когда весть разнеслась по флангам, их примеру последовали ещё десятки и сотни тысяч. Наконец то нам дали сигнал! Даже гунны зашевелились, и я понял, что они тоже увидели его – их украденный талисман. Я мог себе представить, как Аттила приказал своим сторонникам запомнить это длинное чёрное лезвие, тускло мерцавшее на солнце. Наверное, он сказал, что человек, который вернёт его назад, получит золото и его количество будет равно весу меча.

Быстрый переход