Кувшин балансировал у неё на голове. Она осторожно повернулась и направилась к дому, зная, что Суекка скоро хватится её и, возможно, заподозрит в чём то предосудительном, поскольку Плана обычно не ходила за водой.

– Я могла бы рассказать вам о гуннах немало интересного, и у меня есть родственники в Константинополе, способные помочь с выкупом...

Как же ей хотелось его убедить и сделать своим союзником!

Пока она говорила, обещая ему всё, что только могло прийти ей в голову, – а роль беспомощной просительницы была Плане ненавистна! – рядом послышался конский топот. Между ними вклинился гуннский конь, отбросивший Ионаса в сторону. Она пролила немного воды из кувшина.

– Женщина! Что ты тут делаешь с римлянами?

Это был Скилла верхом на своём жеребце Дрилке.

– Я набрала воды в реке и несу её домой.

Ионас схватил поводья.

– Это я разговаривал с нею.

Скилла указал хлыстом на седло.

– Садись сюда, – обратился он к Плане, а затем добавил: – Эта женщина – рабыня моего дяди, взятая в плен в сражении. Она не вправе болтать без разрешения с любым свободным мужчиной, а с тобой и подавно. Если она об этом не знает, то Суекка её живо образумит.

– Ты не смеешь наказывать римлянку за разговор с римлянином.

В голосе Ионаса прозвучала угроза. Илана поняла, что в прошлом у молодых людей уже был какой то конфликт, и воодушевилась. Как бы ей использовать их разногласия, их вероятное соперничество? Но почему она так расчётлива?

– Она больше не римлянка. А у рабынь нет никаких дел с дипломатами! Ей это известно. Если она хочет стать свободной, то заставь её выйти замуж!

Римлянин натянул поводья, развернул коня и вынудил его отступить.

Однако гунн тут же поднял руку, выхватил у него поводья и толкнул ногой в сапоге в грудь Ионаса, который не сумел сориентироваться, отлетел назад от сильного толчка и приземлился прямо на мягкое место. Скилла тем временем крепко обнял девушку, её кувшин опрокинулся, и вода пролилась.

– Она моя! Тебе ясно, что я сказал!

Илана попыталась вырваться и оцарапала его, но гунн поднял её, перекинул поперёк седла и держал железной рукой, как ребёнка.

– Лучше поберегись, римлянин!

Ионас встал и набросился на него, но, прежде чем он добрался до Скиллы, тот вскрикнул и пустил коня галопом, промчавшись мимо лагеря. Стоявшие поодаль гунны гикали и смеялись, глядя на беспомощно повисшую в седле Илану. Её ноги болтались на фут или два над землёй, и она подпрыгивала, словно тряпичная кукла, пока Скилла не швырнул её наземь прямо у входа в дом. Она распласталась у порога и, казалось, застыла, в то время как молодой гунн пытался утихомирить возбуждённого коня.

– Держись подальше от римлян, – предупредил девушку Скилла. Он повернулся, чтобы не потерять её из виду, и взнуздал коня. – Теперь я твоё будущее!

В её глазах вспыхнул огонь.

– Я тоже римлянка. Неужели ты не понял, что я не хочу жить с тобой!

– А я влюблён в тебя, принцесса, и стою целой дюжины таких парней, как он, – усмехнулся Скилла. – И в конце концов ты это увидишь.

Илана в отчаянии отвернулась. Нет ничего невыносимее неразделённой любви. Он, без сомнения, любил её, а она не желала иметь с ним дело.

– Пожалуйста, оставь меня в покое.

– Передай Суекке, что я принесу ей новый кувшин! – выкрикнул он и ускакал.

* * *

Ещё никогда я не чувствовал себя столь униженным и разозлённым. Гунн застиг меня врасплох, а затем скрылся, как последний трус. Он как будто растворился в море других варваров. Я не сомневался, что у Скиллы не было серьёзных отношений с молодой женщиной, как бы он о них ни мечтал.