— Это как раз то, что нужно.

— Точно?

— Да, вполне, — ответил я, повертел револьвер в руках, привыкая к нему и вдыхая аромат ружейного масла. Запаха пороха я не почувствовал, так что скорее всего после последней стрельбы его хорошо почистили.

— Он не заряжен, — предупредил Микки. — У меня только шесть патронов. Можно позвонить и заказать еще.

Я отрицательно покачал головой.

— Если я промахнусь шесть раз, то перезарядить барабан все равно не успею — он не даст мне на это ни секунды.

Отведя цилиндр в сторону, я принялся набивать камеры патронами. Одну из них можно было бы оставить пустой, чтобы не держать боевой патрон под бойком, но я предпочел иметь в запасе на один выстрел больше. А со спиленным курком вероятность случайного выстрела была очень мала.

Я поинтересовался у Микки, сколько он стоит.

— Нисколько, — отрицательно покачал он головой в ответ, — я не занимаюсь оружейным бизнесом.

— А все-таки?

— Он мне бесплатно достался, — пояснил Микки, — вот я и отдаю его бесплатно. Если не представится случая использовать — верни, а если нет — забудь о нем.

— Он не зарегистрирован?

— Насколько я могу судить. Он достался одному человеку во время кражи со взломом. Думаю, тебя не очень интересует, кто был его владельцем, но сомневаюсь, чтобы он зарегистрировал его. Номер спилен, а с зарегистрированным оружием так обычно не поступают. Ты в самом деле уверен, что он тебе подойдет?

— Абсолютно!

Мы вышли в зал, и Микки запер дверь за собой. По-прежнему пел Лайм Клэнси; по телевизору, установленному возле бара, шел какой-то вестерн, но звук был очень тихим. Мы с Микки сделали по глотку.

— Я сказал тебе, что оружейным бизнесом не занимаюсь, — сказал он, — но в свое время чего я только не перепробовал! Ты не слышал историю про три ящика «Калашниковых»?

— Нет.

— Дело было несколько лет назад — вроде бы так давно, что я мог бы уже рассказать эту историю даже в зале суда. Сколько лет — семь? Срок давности?

— По большинству уголовных преступлений — да. Срока давности нет лишь за неуплату налогов и за убийство.

— Как будто я не знаю. — Он поднял свой бокал. — Ну так вот как это было. Попало к нам три ящика автоматов Калашникова, АК-47 — ну, сам знаешь, и лежали они на складе в Маспете, прямо на Гранд-авеню. Огромные коробки, в каждой больше тридцати автоматов, так что всего у нас их было что-то около сотни.

— Чьи они были?

— Наши — как только мы сбили замок на воротах склада. Ящики были огромные, слишком тяжелые для нашего грузовичка; тогда мы открыли их и забросали автоматы в кузов просто так, без упаковки. Даже не знаю, кому они принадлежали, но и владелец тоже раздобыл их нелегально — в полицию ведь он не заявил о продаже, не так ли? — Он сделал глоток. — У нас уже был на них покупатель.

— Кто?

— Несколько парней — вылитые последыши Гитлера, бритоголовые, а те трое, которых я видел, и одеты были как фашисты — в голубые рубашки с эмблемами на карманах и в брюки цвета хаки. Сказали, что у них тренировочный лагерь в Адирондаксе, возле Таппер-Лэйк. Им нужны были автоматы, и они очень хорошо заплатили за них.

— И ты взял и продал?

— Конечно, продал. А дня через два я пил у братьев Морисси. И сам Тим Пат отозвал меня в сторону. Помнишь Тима Пата Морисси?

— Конечно.

— "Слышал я, у тебя есть классные автоматы", — сказал он мне.