— Художник, рисовавший портрет, ни разу в жизни не видел его.

— Не имеет значения. — Он сложил рисунок и передал его мне. — С этой женщиной ты как-то раз заходил ко мне, — полуутвердительно-полувопросительно сказал он.

— Да, ее зовут Элейн.

— Да, помню. Она мне понравилась.

— Замечательная женщина!

— Вы с ней, очевидно, друзья с давних времен?

— Уже многие годы.

Микки кивнул в ответ.

— Тогда, на суде, — сказал он, — этот парень сказал, что ты подставил его. Он и сейчас продолжает утверждать то же самое?

— Да.

— Это правда?

В рассказе я умолчал о том, как все было на самом деле, но каких-либо причин скрывать истину у меня не было.

— Да, — ответил я. — Я нанес ему удачный удар, и он свалился без сознания. У него «стеклянная челюсть» — может, помнишь такого боксера — Боба Саттерфилда?

— Как можно такое забыть? Он дрался как зверь, пока не получил удар в челюсть и не рухнул как подкошенный. Да, Боб Саттерфилд... Много лет уже я о нем не слышал.

— Да, так вот у Мотли челюсть была, как у Саттерфилда. Пока он валялся без сознания, я вложил ему в руку его же револьвер и несколько раз продырявил стены квартиры. Нельзя сказать, что я подставил его, — просто это позволило пришить ему более серьезное обвинение и продержать в тюрьме немного дольше.

— А ты был уверен, что на суде она поддержит тебя?

— Я знал, что она была готова сделать это.

— И ты решил, что так будет лучше для нее?

— И до сих пор так думаю.

— Ну и как, не подвела она тебя?

— Нет, на суде Элейн вела себя стойко, как маленький солдат. Она была уверена, что это было его оружие. Я прихватил с собой небольшой автоматический пистолет — незарегистрированный, конечно — на всякий случай. Он лежал у меня в руке, и я сделал вид, что нашел его, когда обыскивал Мотли. — Элейн и подумать не могла, что это не его пистолет. Затем я на ее глазах вложил его в руку Мотли и сделал несколько выстрелов: на суде она под присягой подтвердила, что Мотли стрелял, пытаясь убить меня; тогда она подтвердила бы все что угодно.

— Не каждый решится на такое.

— Я знаю.

— И в конце концов твой план сработал. Ты все-таки упрятал Мотли за решетку.

— Упрятал. Хотя и сомневаюсь теперь, что я добился того, чего хотел.

— Почему?

— После выхода из тюрьмы он убил уже восемь человек — троих здесь, пятерых в Огайо.

— Останься он тогда на свободе, трупов было бы не меньше.

— А может, и нет. Но тем самым я дал ему повод выбрать вполне определенных людей в качестве своих жертв. Я сам нарушил закон и теперь пожинаю то, что когда-то посеял.

— А что еще тебе оставалось?

— Ну, не знаю. Тогда размышлять было некогда, все произошло слишком быстро, и я действовал инстинктивно, автоматически. Теперь я уже не уверен, что поступил правильно.

— Да почему? Потому что бросил пить и услышал Глас Господень?

Я засмеялся:

— Не думаю, что я уже услышал его.

— Похоже, что именно этому вы учитесь на своих собраниях. — Поразмыслив, он откупорил бутылку и плеснул себе в бокал еще виски. — Наверное, вы учитесь на них обращаться к Богу по имени.

— Друг друга мы всегда зовем по именам. И я твердо верю, что некоторым удается развить в себе способность поддерживать общение со своим Господом.