– О Викторе… ах, ты же не знаешь! Это тот человек, который взял на себя мою вину. Его уговорил Манукалов. Я же во время Олимпиады сожгла советский флаг. Теперь за это полагается орден, а тогда грозило двенадцать лет тюрьмы. Манукалов влюбился в меня во время допросов. Скотина! Иезуит проклятый. Пронюхал, что у нас роман с Виктором, и стал на него давить. Призывал совершить благородный поступок, приводил примеры из классики. Я тогда не представляла, до какой степени меня любит Виктор. На очной ставке просила не идти на поводу у Манукалова. Но Виктор был непреклонен. Все взял на себя и еще ребят выгораживал… Представляешь, как радовался Манукалов! Он уже тогда задумал вытащить меня из этой истории и жениться. А Виктору все пел про благородство и про высокие чувства.

Отпустили меня прямо из зала суда, дав условно два года. А их – по этапу. Больше всех, конечно, получил Виктор – двенадцать лет.

Не успела прийти в себя, как вдруг раздается звонок. Мама с дрожью в голосе сообщает, что звонит Манукалов. Я его тогда уже насквозь видела. Знала, не отцепится. И в самом деле пригласил в ресторан отметить мое освобождение. Пришлось согласиться. Я же была в его руках. Он мог мною играть, как удав с кроликом.

Помнишь, был в Столешниках такой маленький уютный ресторанчик «Раздан»?

– А как же! – оживилась. Галина. – Круглый такой, без музыки! Там отлично делали шашлык по-карски.

– Вот туда-то и потащил. На закуски денег не пожалел. Я до этого так никогда не гуляла. Коньяк, шампанское… представляешь, каково это после пяти месяцев следственного изолятора? Но, как сейчас помню – кусок в горло не лез. Посмотрю на Манукалова, вспомню, как над ребятами издевался, и слезы сами наворачивались. А он вдруг про свои чувства принялся рассказывать. Да еще таким тоном, словно я сама за это перед ним виновата. Оказывается, спасая меня, рисковал карьерой. А то, что ни в чем не виновных ребят посадил, так они, видите ли, сами виноваты…

Инесса замолкла, борясь со спазмом, перехватившим горло. Сделала несколько глотков коньяка, закурила сигарету. Она забыла о существовании Галины, вернее, видела в ней лишь объект для душевных излияний.

– Короче, он мне про любовь, а я молчу, как дура, и сдерживаю себя, чтобы его не оскорбить. Страшно было. Времена, сама помнишь, какие были. А у меня – условный срок. Манукалову ничего не стоило уничтожить окончательно. Но он играл в благородство. Даже помог в институте восстановиться. Поневоле пришлось терпеть ухаживания. Единственное, что примиряло, так это его поведение. Не приставал, не лез под юбку, не делал никаких намеков, что, мол, пора расплатиться за полученную свободу. К этому-то я готовилась с самого начала. Но не таков оказался Манукалов. Ему хотелось завладеть моей душой, перевернуть в голове все представления о добре и зле, заставить согласиться с его взглядами на жизнь. Больше всего удивляло то, что он действительно меня любил. Трудно было поверить, что кагэбэшник, подонок, только что засудивший моих друзей, поломавший их судьбы, оказывается, не может жить без светлых чувств и заботе о любимом человеке…

Галина с большим сочувствием слушала исповедь Инессы.

Она и не представляла, что такая крутая баба пережила ужасы тюрьмы и следствия. Инесса ей всегда казалась женщиной без комплексов, привыкшей с детства повелевать людьми и презирать мужиков. А сколько приятельниц завидуют такому удачному браку? Манукалов производил на дам очень благоприятное впечатление. Спортивный, незашибающий, удачливый в карьере, веселый и элегантный. Да любая согласилась бы за него выйти замуж, а тут, оказывается, целая трагедия…

– Когда же обнаружила полную зависимость от Манукалова, стало страшно. Каждый раз, идя на встречу с ним, тренировалась перед зеркалом, чтобы мой отказ на его предложение выйти замуж выглядел впечатляющим.