На солнцепеке перед трибунами я тотчас же окунулся в жару, свет слепил глаза; из-за голов орущих болельщиков я видел, как проскакали размытым комом стремительные лошади. Их было не только видно, но и слышно, слышен был топот копыт и свист плеток. Что хотели лошади в скачке — победить или убежать? Ирвинга и Микки я нашел около перил, выглядели они как заправские игроки — в клетчатых куртках, на плече у каждого футляр для бинокля, лысину Микки прикрывала панама, глаза защищали темные очки.

— Сдохла на прямой, — сказал Ирвинг. — Работает одними ногами, без сердца. Если у тебя есть сострадание, всю дистанцию ты такую скаковую лошадь гнать не будешь, — сказал он, порвав несколько билетов и бросив их в ближайшую урну.

Микки направил свой бинокль на трибуны.

— Ее ложа рядом с финишной чертой, — сказал я.

— Мы знаем. Не хватает только американского флага, — сказал Ирвинг своим свистящим голосом. — Что там происходит?

— Он счастлив видеть ее.

— Кто это?

— Мистер Престон. Мистер Харви Престон, ее муж.

Ирвинг навел свой бинокль на ее ложу.

— Как он выглядит?

— Высокий. Старше ее.

— Не вижу. Во что он одет?

— Дай-ка я взгляну, — сказал я, постучав Микки по плечу. Он отдал мне свой бинокль, и, когда я навел на резкость, Дрю обернулась с беспокойным взглядом, такая близкая, что мне захотелось крикнуть «Я здесь, внизу», но радость моей жизни смотрела в другую сторону, а там действительно появился Харви; он спускался по лестнице и махал ей рукой, через миг он уже обнимал ее в ложе, она прижалась к нему, потом они стояли, держа друг друга за руки и улыбались; он говорил что-то, она искренне радовалась его приезду, потом сказала что-то, а затем они оба огляделись вокруг, он покачал головой и развел руками; она засмеялась, вокруг них толпились люди, один мужчина зааплодировал, как бы одобряя широкий жест.

— Любовь зла, — сказал я. — Он в летней куртке с шелковым бордовым фуляром.

— Чем-чем?

— Так называются носовые платки, которые повязывают вместо галстуков.

— Теперь вижу, — сказал Ирвинг. — Почему ты нам ничего не сказал?

— Я и сам ничего не знал, — ответил я. — Он появился в полдень за завтраком. Оказывается, они всегда проводят это время здесь. Откуда мне было знать, что почти весь этот проклятый город им принадлежит?

Через несколько минут вся ложа встала, одновременно воспарили и люди, и цветы; Дрю и Харви направились к выходу. Он помахивал окружающим рукой, как это делают политики, служители угодливо мозолили ему глаза. Я не отрывал взгляда от Дрю с цветами в руках; не знаю почему, но она шла через толпу с такой осторожностью, словно на руках у нее был ребенок, так мне эта сцена виделась издалека и без бинокля, вся картинка расплылась и смазалась. Как только они исчезли в проходе, мы с Ирвингом и Микки двинулись сквозь толпу под трибуны и, миновав кассы, остановились у дальнего края сосисочного ларька и наблюдали оттуда, как супруги спускаются по лестнице, у основания которой стояла машина Харви; машины через ворота не пропускали, но Харви это, видимо, не касалось; Дрю остановилась и, став на носочки, попыталась отыскать меня взглядом, только этого мне не хватало, но Харви быстро запихнул ее в машину и прыгнул следом; я предупредил его, чтобы полицейских не было, но там стояла пара кавалеристов в бриджах, портупеях, которые перехватывали грудь крест-накрест, и красивых оливково-коричневых фетровых шляпах, кожаные ремешки которых застегивались под подбородком; эти парни дежурили главным образом для церемониальных целей, на случай появления губернатора или какой-либо другой шишки, и отличались ростом и неподкупностью — что они могли вам дать взамен, дорогу? — положение становилось двусмысленным; мне не нравилось, как нахмурилось лицо Ирвинга; если они решат, что она испугалась и уносит ноги, несдобровать и ей, и мне.