***
Идти оказалось действительно недалеко. Миновав два дома по единственной улице посёлка, они остановились перед совершеннейшей халабудой. Василиса ни за что не подумала бы, что тут кто-то живёт. Стены подперты палками, окна забиты фанерой, на крышу наброшен и придавлен кирпичами выцветший камуфляжный тент от какой-то военной техники.
— Хаример, это я, Брэн! — крикнул Мирин дед. — Не стреляй, пожалуйста. И отключи защиту.
— Кто там с тобой, жопа на гусеницах? Я вижу, что ты не один.
— Мири и её подружка.
— О, ты с девками? Тогда, конечно, заходи! Сейчас отключу турель.
— Только проверь, чтобы отключилась, а не как в прошлый раз.
— Да ладно, это была случайность.
Голос был скрипучий и странный. Громкий, уверенный, но неестественный, с призвуками жести и необычной интонацией.
— У тебя случайно нет насморка? — спросила Мири у Василисы.
— Нет, — удивилась та.
— У меня тоже. Не повезло нам.
Как только дверь открылась, Васька поняла, о чём она говорила. В крошечном захламлённом домике адски воняет. Сложно сказать, чем конкретно — букет состоит из запаха немытого тела, нестиранного белья, испорченной еды, застарелого мусора и какой-то резкой химии. Среди груды грязных тряпок, смятых упаковок и пустых бутылок стоит пилотское кресло, как будто вытащенное из кабины современного истребителя, только очень сильно замызганное, драное и потёртое. А в нём сидит…
Комната освещена тусклым маленьким фонариком, стоящим на столе, но того, кто в кресле, это явно не смущает. Вместо глаз у него сложный оптический блок, занимающий половину лица. Выше него — лысая голова в пигментных пятнах, а ниже нет даже рта. Вместо него какой-то коннектор, похожий на разъём для шланга пылесоса, переходящий в гофрированную пластиковую трубу, небрежно прихваченную изолентой к металлической сегментированной шее. Труба уходит под одежду — чертовски грязную тряпку, которая когда-то была верхней частью противоперегрузочного костюма. Нижняя часть отсутствует, да она и не нужна — тело заканчивается в районе пупка. Заканчивается ничем. Из закатанных до локтя рукавов торчат механические протезы. Видно, что дорогие и высококачественные, но их механика ничем не прикрыта.
— Это Хаример, — представил его Брэн.
— Твою приблуду помоечную я знаю, — сказал Хаример, — а это что за шлюшка?
Голос его доносится из глубины комбинезона. То, что заменяет инвалиду рот, в разговоре не используется.
— Я не шлюшка. Я Василиса. Механик, — девочка постаралась сдержаться и не нагрубить в ответ.
— Хаример, прекрати. Мири и так говорит, что у тебя юмор не выше жопы.
— Что значит «не выше жопы»? — возмутился тот. — А как же сиськи? У твоей, конечно, и говорить не о чем, два прыща, а у вот этой есть за что подержаться, клянусь инфракрасным режимом визора! Эй, детка, я сейчас вижу тебя голой!
Василиса взяла себя в руки и постаралась ответить как можно спокойнее:
— Не думаю, что это имеет значение. Вам явно нечем реализовать свои похабные фантазии. Стесняться вас — всё равно что стесняться говорящего попугая, которого какой-то дурак научил говорить скабрезности.
— А она ничего, — хрипло захохотало то, что заменяло Харимеру голос. — Не теряется. Да, детка, старого пилота разорвало пополам вместе с его штурмовиком ещё в третьей кампании. Это было жёсткое месилово, ты уж поверь! Я завалил того бомбера, как сучку на кровать, но его кормовой стрелок оказался хорош, да, Брэн?
— Хаример, мы же договорились.
— Брэн, Мири уже большая девочка, когда ты перестанешь кормить её с ложечки розовым говном?
— Ты что, упоротый?
— Конечно, упоротый. |