Но в действительности это говорил не Дитер.

То говорила Исис.

— Зоя, маячок!

Снова голос Тэма, по рации.

Девушка рефлекторно открыла глаза, но ничего не увидела. Кожа зудела от пота, стекающего по лбу и щекам. Во рту пересохло до невозможности, он был сухим, как древесина, а язык казался толстым и неуклюжим.

— Зоя, ты меня слышишь?

Она издала утвердительный, каркающий звук. В животе засела боль. Ноги онемели. Зое было холодно — холоднее, чем когда-либо, чем даже в самые ледяные ночи в Тегеране. Холоднее, чем в ядре койперовских тел, летящих сквозь космос. Пот был холодным, разъедал глаза солью. Зоя чувствовала его вкус на потрескавшихся губах.

— Зоя, мне нужно, чтобы ты меня услышала. Слушай меня!

Она кивнула, что было бессмысленно: на мгновение ей почудилось, что она ослепла, и Тэм находится рядом. Но это был всего лишь его голос по рации.

— Зоя, на твоём ремне с инструментами есть радиомаячок. Маячок, Зоя! Помнишь? На твоём ремне. Размером с планшет. Ты можешь его активировать?

Радиомаячок. Но почему? Он же знает, где она. Они даже могут говорить.

— Я не смогу отыскать тебя сам, мне нужна помощь — самая малость. Активируй маячок, и я пойду по нему.

Сигнал Зои дотянется до спутников глобального позиционирования, вернётся к шлему Тэма. Да, это сработает. Вздрогнув от боли, Зоя прикоснулась к разорванному костюму, пальцами ощупывая ремень. Пальцы девушки стали неуклюжими, словно воздушные шарики. На теле появился мох или что-то похожее. Зоя подумала, что обронила маячок в своих бесполезных скитаниях по туннелям — но нет, вот он. Небольшая коробочка, готовая выскользнуть из рук, когда вынимаешь её из чехла.

— Нашла, — выдавила она.

Её голос был хриплым.

— Можешь его активировать, для меня?

Зоя ощупала устройство и нашла на боку утопленную в корпус кнопку. Несколько раз нажала на неё, и маячок заработал.

Он пискнул — короткий тихий звук, дающий понять, что прибор функционирует. И зажёгся огонёк на лицевой стороне, крошечный красный индикатор.

Хоть и слабый, но всё же источник света. Зоя поднесла его к лицу, наслаждаясь вернувшимся к ней зрением. Слабая, драгоценная искорка! Огонёк светил еле-еле, освещал предметы, может, на расстоянии сантиметра от маячка. И впрямь, маячок.

Зоя поднесла к свету руку.

И то, что увидела, ей совсем не понравилось.

— Есть! — воскликнул Тэм. — Сигнал ясный и чёткий. Держись, Зоя. Ждать уже недолго.

Звёзды — или, по меньшей мере, их планеты — были живыми, они переговаривались между собой миллиарды лет. (Напевали друг другу, как поняла Зоя.)

Исис, под видом Дитера Франклина из воспоминаний Зои, запела ей песенку. Колыбельная. Что-то такое ей пели в своё время нянечки, глупые рифмы насчёт побережья. Если поднести раковину к уху, можно услышать шум моря.

Сознание, сказала ей Исис, рождается в самых мелких существах во Вселенной, хотя никакое из них само по себе сознанием не обладает. Жизнь усвоила такой трюк, пояснила Исис, что можно поддержать призрачный контакт, когда клетка делится надвое — квантовый эквивалент пары электронов, подвешенных в микрокапиллярах («как та пара связанных частиц, что связывает вас с Землёй»).

Жизнь первая сделала это открытие, подумала Зоя, — как и многое-многое другое. Например, глаза, которые превращают удары фотонов в нейрохимические импульсы с такой точностью, что жаба может прицельно поймать муху, а человек — восхититься розой. В конце концов, мы видим звёзды, подумала Зоя. Мы просто не в силах их услышать.

Во Вселенной сознание отдельных животных — редкость, поведала ей Исис. Потому-то эту редкость так лелеют.