Хорошо?
— Хорошо. Но по имени какъ мнѣ называть васъ?
— Опять «васъ»! Называй меня просто «Аннетъ», а я тебя буду называть «Лилли». Какое хорошенькое имя! Совсѣмъ по тебѣ: вѣдь ты настоящая полевая лилія, — не то, что твоя гувернерка.
— Какая гувернерка?
— Да Менгденша. Это ужъ не полевой цвѣтокъ, а оранжерейный, махровый, безъ всякаго полевого аромата.
Лилли съ опаской оглянулась на Юліану; но та не желала пропустить ничего изъ бесѣды принцессы съ цесаревной, и ей было не до новыхъ двухъ подругъ.
— Да, всѣ говорятъ, что мы съ кузиной похожи другъ на друга, — продолжала болтать Скавронская. — Но куда ужъ мнѣ противъ нея! Даже когда она серіозна, глаза ея свѣтятся… А если бъ ты видѣла, какъ она танцуетъ! Это — сама Терпсихора. Да вотъ на придворныхъ балахъ ты скоро ужо увидишь.
— Да я еще не придворная дама! — вздохнула Лилли. — Даже на свадьбѣ принцессы мнѣ нельзя быть.
— Это-то правда… Но подъ самый конецъ, въ воскресенье, будетъ большой публичный маскарадъ съ танцами. Въ маскѣ туда тебя, пожалуй, пустятъ; я попрошу за тебя. Это будетъ такое великолѣпіе, что ни въ сказкѣ сказать, ни перомъ описать, прямая мажесте. Для меня этотъ маскарадъ имѣетъ еще особое значеніе… Вотъ идея-то!
— Какая идея?
Не отвѣчая, Скавронская подвела Лилли къ простѣночному зеркалу.
— Смотри-ка: мы съ тобой вѣдь почти одного роста.
— Да что ты задумала, Аннетъ?
— А вотъ что, слушай. Только, милая, ради Бога, ни слова своей Менгденшѣ!
— О, я — могила. Но, можетъ быть, это что-нибудь нехорошее?
— Напротивъ, очень даже хорошее… Мнѣ надо въ танцахъ непремѣнно поговорить съ однимъ человѣкомъ. Но долго съ однимъ и тѣмъ же кавалеромъ танцовать нельзя; поэтому мы съ тобой обмѣняемся потомъ костюмами…
— Ахъ ты, Господи! — вырвалось y Лилли, да такъ громко, что цесаревна оглянулась и спросила, что y нихъ тамъ такое.
— Да вотъ Лилли хотѣлось бы ужасно быть на большомъ маскарадѣ послѣ свадьбы принцессы, — отвѣчала Скавронская и подвела подругу за руку къ Аннѣ Леопольдовнѣ: — Ваше высочество, великодушнѣйшая изъ принцессъ! слезно умоляемъ васъ взять ее также съ собой на тотъ маскарадъ!
Принцесса обернулась къ своей фрейлинѣ:
— Какъ ты полагаешь, Юліана?
— Невозможно, ваше высочество, — отвѣчала та, — Лилли — младшая камеръ-юнгфера…
— А старшихъ нельзя тоже допустить туда вмѣстѣ съ нею?
— Это было бы противъ регламента: если допускать на придворныя празднества, какъ равноправныхъ гостей, лицъ изъ низшаго персонала, то что же станется съ самыми празднествами, на которыя приглашены всѣ иностранные посланники? Вы знаете, какъ строго ея величество относится въ этихъ случаяхъ къ этикету. Притомъ для вашихъ камеръ-юнгферъ нельзя было бы дѣлать исключенія: камеръ-юнгферамъ самой государыни пришлось бы тоже дозволить быть на маскарадѣ; на всѣхъ пришлось бы шить маскарадныя платья…
— Правда, правда, — согласилась Анна Леопольдовна: — на всѣхъ это вышло бы слишкомъ дорого, а расходовъ теперь и безъ того такая масса…
— Простите, принцесса, — еще убѣдительнѣе заговорила Скавронская. — Ho o всѣхъ камеръ-юнгферахъ y насъ не было и рѣчи. Мы говоримъ только объ одной Лилли; она y насъ вѣдь не простая камеръ-юнгфера, а ближайшая кандидатка во фрейлины.
— Въ самомъ дѣлѣ, моя дорогая, — поддержала ее тутъ и цесаревна: — отчего бы намъ не доставить дѣвочкамъ невиннаго удовольствія попрыгать тамъ вмѣстѣ? Вѣдь маскарадный костюмъ какой-нибудь швейцарки, напримѣръ, обойдется не Богъ-вѣсть въ какую сумму. |