По разведанному пути шли быстро. Хорт заранее определил место, где пересечь тракт будет всего удобнее. Там, где лес, хоть и жиденький, с двух сторон подползает прямо к дороге шершавыми языками.

– Перебегать будем по одному, – жестко сказал охотник, когда они вышли почти к самой дороге. – По моему сигналу.

Когда все заняли места, Хорт спросил подозрительно:

– Ну что говорит твоя магия, Родомист? Есть ли рядом на дороге кто живой?

– Я не могу пользоваться магией, ты же знаешь, – мягко укорил маг. – Я могу пользоваться чувством живого, а оно действует всего сажен на тридцать. На этом расстоянии – никого.

Хорт молча развернулся и махнул Леславу. Тот, нелепо семеня, перепрыгнул через упавший ствол и помчался вперед.

Когда небольшая фигурка с выпуклостью мешка на спине скрылась в лесу, Хорт мановением руки отправил вперед Ратана. Тот бежал быстро, ловко. Мечи, что в походе носил за спиной, торчали причудливыми рогами.

Едва Ратана спрятали деревья, как слух Хорта был потревожен. С запада нарастал, приближался глухой топот множества копыт. Охотник махнул рукой на другую сторону дороги, спрячьтесь, мол, и сам опустился на корточки. Рядом присел маг.

В руках первого конного, что вылетел из-за поворота, горделиво высился флаг. Голубого цвета полотнище с большим коричневым желудем посредине красиво реяло на ветру, и вилась под напором воздуха длинная бахрома. За флагоносцем следовал богато одетый Остроухий. Из-под толстого плаща виднелись доспехи. На поясе – меч, выражение лица гордое, надменное. За ним оруженосец, в руках которого щит с тем же желудем, что и на флаге, а также копье. Вслед оруженосцу полилась конница. Оружие блестит, лица свирепы, полны сознания собственной силы, не по-людски серебристые и золотистые локоны мягко вьются на ветру.

Когда последний ряд воинов исчез за поворотом, а топот начал стихать, охотник спросил:

– Слышь, маг, чего это за желудь на знамени?

– Символ силы и стойкости. Такое знамя может носить только высший военачальник. Судя по тому, что знамя с бахромой, перед нами проехал тысячник альвийской конницы вместе с ближней дружиной, – Родомист покрутил головой. – Скоро война.

Хорт только хмыкнул: война – это да, а у нас свои дела. Подождали еще немного, и вдвоем побежали через тракт.

Почти сразу за дорогой начался настоящий, густой лес. Тут вырубали почему-то меньше. Оно и лучше, чем гуще лес, тем легче спрятаться.

Дальше на юг лежат необжитые земли. Остроухие неохотно селятся вдоль границы. Слишком дики тут леса. «А самый плохой лес лучше самого хорошего города, – думал Хорт, в то время как ноги сами выбирали верную дорогу среди сугробов. – Как могут разумные существа без леса жить? Те же Красноглазые? Мне этого не понять!»

Сколько Терик помнил, в коридорах родного замка всегда дуло. Вот и сейчас, за стенами – зима, и из всех углов ползет мерзлая сырость. Но рассудок привычно не фиксировался на подобных мелочах. Так было и будет всегда.

Терик, наследник конунга Нордбурга, шагал на встречу с отцом. Следовал тысячу раз пройденным путем, поворачивал, поднимался по лестницам. Мысли витали далеко, у цели, до которой ему еще надлежит добраться.

Очнулся он от раздумий, когда в глаза ударил багровый свет факелов. Тронный зал освещен скупо. Конунг Аралод, как и положено правителю – на троне. Суровое лицо, словно вырубленное из гранита, жесткие глаза. Отец Терика правит вот уже более тридцати лет, и правит железной рукой. Во многом благодаря ему народ йотунов выжил, не дал уничтожить себя Остроухим и Волосатым.

Терик поклонился правителю, затем сделал поклон неприметному старику, который в темных одеждах почти утонул в тени сбоку от трона.