— А когда я смогу забрать брата?

— Собираетесь везти тело на историческую родину? — Чертов патологоанатом, развращенный упоительной и такой безнаказанной близостью к смерти, снова подначил Настю. — Дешевле здесь все устроить, честное слово. У нас и крематорий есть вполне сносный. И колумбарий при нем уютненький…

Следователь закашлялся: за пять лет совместной работы он так и не смог привыкнуть к дешевым шуточкам трупореза. Подобные шуточки приводили безутешных родственников в неистовство, они писали жалобы начальству патологоанатома, хотя (с тем же успехом) можно было писать жалобы и господу богу. Патологоанатом прочно удерживал позиции в морге, он пережил здесь всех, включая уборщицу и заведующего — третьего за последние полтора года.

— Нам пора. — Следователь еще раз сверился с листком протокола и посмотрел на Настю:

— Нам пора, Настасья Кирилловна.

Симментальская корова в черной юбке даже возразить не посмела. И покорно поплелась за следователем.

…Патологоанатом нагнал их у самого выхода и бесцеремонно ухватил Настю за руку.

— Простите, пожалуйста… Вы не страдаете аллергией?

— Да… — Настя удивленно подняла выгоревшие брови. — Откуда вы узнали? На крыжовник…

— Он не оставил никакой записки? — вежливо спросила Настя у следователя.

— Записки?

— Когда кончают с собой, то обычно оставляют записки. — Господи, неужели это говорит она, и к тому же таким казенным и безразличным голосом? — Вы следователь, вы должны знать. “В моей смерти прошу никого не винить…” Или что-нибудь в этом роде…

— Нет. Никаких записок не было.

— Я знаю Кирюшу. Он просто не мог покончить с собой.

— Вы не видели его несколько лет.

— Это ничего не меняет. Я никогда не поверю, что мой брат…

— Дело закрыто. И поверить вам придется.

Настя перевела дух. Дело закрыто, и бессмысленно что-то доказывать этому человеку. Человеку из Большого Города. А Кирюша был Человеком из Маленького Городка. В маленьких городках совсем другие отношения со смертью. Гораздо более почтительные. Никто не станет ломиться к ней без спроса.

— Вы говорили что-то о его знакомой… Которая позвонила в милицию. Я могу поговорить с ней?

Следователь скептически осмотрел Настю с головы до ног: к черной, уже намозолившей глаза юбке был пристегнут такой же черный мешковатый свитер. Поношенная куртка из кожзама и темный платок дополняли картину. Вряд ли подружка самоубийцы захочет встречаться с его сестрой, хотя и она тоже была в черном. Но это был совсем другой черный цвет.

Стильный черный.

Подружка самоубийцы пользовала духи “Magie Noire” <“Черная магия”> и подкрашивала губы радикальной помадой “Das Schwarze Perle” <“Черная жемчужина”>. Подружка самоубийцы была с ног до головы увешана шайтанским агатом, косящим под черный опал (продвинутые кольца без оправы для камня и такие же продвинутые кулоны). Подружка самоубийцы отрекомендовалась идиотским и явно где-то украденным именем “Мицуко”, сразу же попросилась в “дабл” (он же сортир при ближайшем рассмотрении). А потом всю дорогу донимала следователя ею же самой изобретенной присказкой “o'key-dokey”.

И даже не всплакнула над бездыханным телом любовничка.

— …Я могу поговорить с ней? — Настя снова напомнила следователю о своем существовании.

— Не думаю, что это прояснит ситуацию… Но если хотите…

— Как с ней связаться?

"Возле урны с прахом и свяжешься”, — хотел было сказать следователь — как раз в духе патологоанатома, — но вовремя сдержался, сердобольный придурок.