Взять хоть бы Лександра-телятник или Пётра-бумажник – ни один, то есть, и ни-ни! Ну, а промежду черняди – тоже не без сумления!
– А что в Писании сказано? "Пасите овцы ваша" – вот что сказано! Ты говоришь: "Не извольте беспокоиться", а кто в ответе будет?
– В ответе – это так точно, другому некому быть! Ах! только посмотрю я, ваше превосходительство, на чины на эти! Почет от них – это слова нет! ну, однако, и ответу на них лежит много! то есть – столько ответу! столько ответу!
– Кому много дано, с того много и взыщется. Так-то, мой друг!
– Это так точно, ваше превосходительство. Только коли-ежели теперича все сообразить…
Стрелов махал рукой и умолкал, как бы немея перед необъятностью открывавшихся ему перспектив.
Так проходили дни за днями, и каждый день генерал становился серьезнее. Но он не хотел начать прямо с крутых мер. Сначала он потребовал Анпетова к себе – Анпетов не пришел. Потом, под видом прогулки верхом, он отправился на анпетовское поле и там самолично убедился, что «негодяй» действительно пробивает борозду за бороздой.
– Стыдно, сударь! звание дворянина унижаете! – крикнул ему Утробин, но так как в эту минуту Анпетов находился на другом конце полосы, то неизвестно, слышал ли он генеральское вразумление или нет.
Наконец генерал надумался и обратился к «батюшке». Отец Алексей был человек молодой, очень приличного вида и страстно любимый своею попадьей. Он щеголял шелковою рясой и возвышенным образом мыслей и пленил генерала, сказав однажды, что "вера – главное, а разум – все равно что слуга на запятках: есть надобность за чем-нибудь его послать – хорошо, а нет надобности – и так простоит на запятках!"
Генерал любил батюшку; он вообще охотно разговаривал от Писания и даже хвалился начитанностью своей по этой части. Сверх того, батюшка давал ему случай припоминать об архиереях, которых он знал во времена своего губернаторства, и о том, как и кто из них служил заутреню в светлое Христово воскресенье.
– При мне у нас преосвященный Иракламвон[54 - Празднуется двенадцатого июня. (Прим. М. Е. Салтыкова-Щедрина.)] был, – рассказывал генерал, – так тот, бывало, по-военному, к двум часам и заутреню, и обедню отпоет. Чуть, бывало, певчие зазеваются: «а-а-э-э…» он сейчас с горнего места: «Распелись?!»
– Значит, скорое и светлое пение любил?
– Да, а вот преосвященный Памфалон[55 - Празднуется семнадцатого мая. (Прим. М. Е. Салтыкова-Щедрина.)] – тот, бывало, полчаса чешется да полчаса облачается, а певчие в это время: «а-а-а-а…»
– Торжественность, значит, предпочитал?
Одного не любил генерал в отце Алексее: что он елеем волосы себе мазал. И потому, поговорив об архиереях, всегда склонял разговор и на этот предмет:
– И охота тебе, батя, маслищем этим…
– Прошу, ваше превосходительство, извинить: еще времени не избрал помады купить! – оправдывался отец Алексей.
Однажды из-за этого обстоятельства даже чуть не вышло между ними серьезное столкновение. Генерал не вытерпел и, следуя традициям старинной русской шутливости, послал отцу Алексею копытной мази. Отец Алексей обиделся…
Вот к нему-то и обратился генерал в настоящем случае.
– Слышал, батя?
– Что изволите, ваше превосходительство, приказать?
– Про "негодяя"?
– Недоумеваю…
– Про Анпетова, про Ваньку Анпетова говорю! да ты, никак, с попадейкой-то целуясь, и не видишь, что у тебя в пастве делается?
– У господина Анпетова бываю и даже ревнивым оком за ним слежу. |