Лейфом овладела тревога.

– Как только они увидят, какие чудесные вещи…

– Племянник, я предупредил тебя. Если ты убедишь их, наша жизнь никогда не будет прежней. На Драугр придут перемены, и не все они будут к лучшему. Удостоверься, что хочешь именно этого.

Лейф покинул дом с убеждением, что дядя ошибается. Все же слова Зигурда не выходили из головы. А что, если члены совета будут против торговли? Что, если они потребуют, чтобы он разрушил корабль, и он больше не сможет уехать с острова, никогда не отвезет Кристу повидаться с отцом, с родными, увидеть дом?

Что, если он оказался в ловушке той жизни, от которой бежал в надежде увидеть внешний мир?

Теперь он был вождем. Неужели он именно этого хотел для своих соплеменников? Неужели это и правда в их интересах?

Отчаявшись ответить на эти вопросы, он поговорил с сестрой, прося ее позаботиться о Кристе до его возвращения. Потом он положил попону и легкое седло на лохматую островную лошадь, приторочил оружие и мешок с провизией и собрался в свое любимое место в горах.

– В случае беды ты знаешь, где меня искать, – сказал он Руне. – Пришли весть, если старейшины будут готовы встретиться со мной. Если от тебя не будет вестей, я вернусь через три дня.

Вскочив в седло, Лейф развернул лошадь и ускакал.

Криста обнаружила, что не так уж плохо находиться на свежем воздухе и солнце, хотя монотонная работа скоро ей наскучила. А еще женщины совершенно не обращали на нее внимания, даже Руна. Они смеялись над тем, как неловко она обращается с косой, и говорили в ее присутствии шепотом.

Это не имело значения. Кристе было нечего им сказать, и она с трудом понимала то, что говорили о ней. По крайней мере работа отвлекала ее, хотя даже скашивая тростник вокруг неглубокого пруда, она часто возвращалась мыслями к Лейфу. Она думала об Инге, о той жизни, которую Лейф наметил для них, и ее охватывало отчаяние.

Она не видела ни Ингу, ни Лейфа с того праздничного вечера и подумала, что они могут быть сейчас вместе. Эта мысль вызвала физическую боль.

Чтобы отвлечься, Криста много работала. К концу второго дня руки ее были красными от трения о ручку косы, на ладонях вздулись мозоли. Когда Руна увидела утром раны, она отвела Кристу в ткацкую комнату и усадила чесать шерсть.

Работа продвигалась медленно и была монотонной, так что к концу дня Криста была измучена. Она еще не видела Лейфа, а на вопрос о нем Руна ответила лишь, что он уехал в горы. Криста понадеялась, что он не взял с собой Ингу.

Она сидела у себя в комнате, уставшая до последней степени, руки ее горели от потертости, когда в дверях появился Лейф. Криста встала, вглядываясь в его лицо, такое красивое и милое, что глаза наполнились слезами.

– Криста!

В мгновение ока он оказался рядом, подхватил ее на руки и прижался щекой к щеке. Она почувствовала покалывание щетины и прикинула, не решил ли он отпустить бороду, чтобы полностью превратиться в викинга, каким был до этого.

– Прости, что покинул тебя, – прошептал он по-английски. – Мне нужно было подумать. Лучше всего мне думается в горах. Надо было сказать тебе, объяснить, почему мне понадобилось уехать. Прости, медовая.

Она отвернулась от него, хотя и не желала того, пульс трепетал, сердце ныло. Бессмыслица. Лейф – викинг. Он живет так, как живут они, и этого не изменишь.

Он подошел к ней сзади, мягко положил руки на плечи и очень нежно погладил.

– Скажи, что произошло.

Она задрожала и выговорила одно-единственное слово:

– Инга.

Оно вылетело вместе с всхлипом, и Криста возненавидела себя за то, что дала Лейфу понять глубину своей обиды.