— К тому же я не уверен, что они будут тебе признательны за твою сдержанность.
— Конечно же, они возмутятся, вся эта банда глупых и упрямых гордецов. А мой отец ничем не лучше их.
— Скорее всего он возглавит эту банду гордецов, когда они очертя голову ринутся наконец тебе на выручку. — Рука его скользнула вверх, легла на ее грудь, отчего сосок, как с восторгом отметил Пейтон, немедленно напрягся.
На мгновение Кирсти совершенно забыла, о чем они говорили. Одного его прикосновения было достаточно, чтобы разбудить дремлющие желания. Его пальцы лишь задели сосок — и она уже изнемогает от страсти. Как настоящая распутница, подумала Кирсти. Мысль эта не привела ее в ужас, но она тут же вспомнила, что один только Пейтон будил в ней подобные желания. К тому же она понимала, что, хоть у нее и перехватывало дыхание при виде его мужественной красоты, совершенно необязательно давать волю страстям всякий раз, когда он обнимет ее. Он был красив не только лицом, но и душой. Его не оставили равнодушным злоключения детей, он пришел в ярость, узнав, как гнусно обращался с ней Родерик.
— Да, — заставила она себя вымолвить наконец. — Без папы, конечно, не обойдется, тем более что он сочтет себя оскорбленным и обманутым Родериком. Он-то думал, что очень удачно выдал меня замуж с таким маленьким приданым. Выкуп за невесту тоже оказался весьма соблазнительным. Папа, конечно, будет переживать, что не разглядел в женихе негодяя.
Пейтон зашевелился и вдруг оказался на ней, принялся легонько пристраиваться меж ее ног. Он подумал, что девушка, лежащая сейчас под ним, подходит ему идеально. Он вовсе не скучал по изощренным проявлениям буйных страстей, к которым успел привыкнуть, а просто наслаждался тем, что ее гибкое, мягкое тело обвивает его.
Нет, близость с ней вовсе не положила конец его одержимости. Но неприметным образом изменила природу этой одержимости. Теперь, вместо того чтобы предаваться мечтам о том, как он будет любить ее, он думал о том, как это прекрасно — любить ее и когда наконец можно будет снова этим заняться. Держа в ладонях ее маленькие упругие груди и касаясь языком нежной шелковистой кожи, он полагал, что будет последним дураком, если упустит эту девушку.
— Итак, мне следует приготовиться к тому, что твоя родня нанесет мне визит. — И мысленно выругал себя за глупость, когда почувствовал, как она сразу напряглась.
Сама мысль о том, что ее родня узнает про нее и Пейтона, оставила в ее душе только одно желание: как можно скорее выскочить из постели, схватить в охапку одежду и, отыскав щель потемнее, забиться в нее и никогда не вылезать наружу. К несчастью, бежать было некуда. К тому же не следовало забывать о Родерике, от которого исходила реальная опасность, и о том, что надо защищать детей. Да и не могла она оставить Пейтона одного, бросить его на растерзание своим родичам, особенно в том случае, если они прознают, что она делила с ним ложе. Пейтона же, похоже, не слишком встревожила перспектива встречи с ее родней, но не исключено, что спокойствие его проистекало от его самоуверенности или же от непонимания ситуации. Ведь ему еще ни разу не приходилось оказываться лицом к лицу с разъяренными Кинлохами.
— Ты ничего не можешь с этим поделать, — сказал Пейтон, покрывая горячими поцелуями ее шею.
Когда поцелуи сместились ниже, к ее груди, Кирсти ахнула:
— Ах, как хорошо, как удивительно хорошо! — С трудом вернув себе самообладание, она вспомнила, о чем они только что говорили, и добавила: — Может, мне и правда послать им весточку.
— Мы проработаем текст письма завтра утром.
— Может, утром мне придется бежать.
— Нет, тебе больше не придется бежать.
—Но он приведет собак, — проговорила она дрожащим голосом, что, впрочем, неудивительно, ибо дыхание ее участилось.
— Ведь ты выбрала меня своим защитником, да?
— Да. |