Но вот, наглядно: не оспоришь. Да ещё и дети. А теперь ещё прибился Тошка.
Машина, само собой, любить не может. Но его всё семейство Крюковых, включая кота Муркентия, любило чисто конкретно. И было за что, если уж откровенно говорить: умные люди Тошу делали и подошли к работе творчески — ничего не пожалели.
С Сониной точки зрения Тоша стоил шикарной двухэтажной дачи на Вуоксе — да Соня и говорить об этом не хотела. У неё появлялись такие интонации, словно она настояла, чтоб муж выкупил с плантаций негра, который спас ему жизнь. Но, кроме того, гад буду, Тоша был её подружкой. Я слыхал краем уха, как они трындят о каких‑то женских делишках, тряпчонках, причёсках, сериалах — и у Тоши даже голос становился выше, не как у взрослого парня, а как у подростка или ребёнка. И ему было не впадлу помогать Соне на кухне или по дому; он бы и в магазин ходил, и ещё куда, но, всё‑таки, люди шарахались — очень уж Тоша был удивительный. Йети как есть.
Но зато с теми из семейства, кто уходил на улицу, Тоша поддерживал постоянную связь. У Крюка было несколько комплектов, вроде телефонной гарнитуры — надевается на ухо, но куда сложнее, чем телефонная, как я понял. В этой крохотной штуковине много всего было наворочено. Такую гарнитуру всегда носила Лидка — ей все подружки завидовали, что у неё дома живёт робот и говорит с ней по телефону. И эта гарнитура здорово лечила вечные Сонины нервы и тревоги.
Уже прямо перед нашим отъездом, в конце апреля, Тоша всё‑таки ушёл из квартиры. И принёс Лидку в одной туфельке, горько ревущую. Вторую туфельку, мокрую и грязную, завёрнутую в какой‑то случайный пакет, Лидка держала в руках.
Тоша бы не стал вдаваться в подробности этого приключения, но Соня настояла. Выяснила, что Лидка с одноклассниками прямо из школы направились в соседний микрорайон, к громадной яме, полной воды, что осталась от старого песчаного карьера — городские власти никак не соберутся почистить это безобразие и разбить вокруг скверик с прудом, хотя в газетах и писали. Сперва малявки глазели на чаек и швыряли в воду камешки, а потом разыскали у берега какое‑то подобие плота из трёх брёвен. И Лидка решила забраться на этот плот. Тоша, который за ней следил, уж Бог знает, как — камерой или ещё каким‑то хитрым образом — попросил через гарнитуру этого не делать, но на Лидку нашёл шаловливый стих.
Тоша сказал: «Хорошо, только не запрыгивай двумя ногами», — и тем спас ей жизнь. Она всего лишь утопила туфлю. А робот оказался на месте минуты через четыре — и даже Крюк потом поразился его скорости. Что по улице серебряная горилла бегала — после весь двор долго обсуждал. Лидке бы влетело по первое число, но Тоша вступился.
— Это был опасный опыт, — сказал он запоздало перепуганной Соне, обрадованной и взбешённой одновременно, — но ведь человек не может существовать, не получая опыта. Теперь Лида поняла, что опасно наступать на плохо скреплённые брёвна на воде, и что моим словам лучше доверять.
И Лидка висела у него на шее, как обезьянка на том плюшевом медведике, явно чувствуя себя в полной безопасности. А Соня была уверена, что Тоша спас не только её мужа, но и её дочь.
Кондратий, узнав об этой истории, отмахнулся: «Законы робототехники! Они не могут допустить вреда бездействием, вот и всё. Нормально работает программа». Для него единственный плюс тут был в этом «нормально работает». Но я всё это уже воспринял немного по-другому.
Потому что я тоже, как и Крюк, разговаривал с Тошкой. |