Мейбл сказала, поглядев в окно на бойлер:

– Я слышала, раньше в этом бойлере жили?

Агнесса, которая красила ногти на ногах и болтала ногами в воздухе, чтоб лак скорее высох, отвечала:

– Да, ты еще тогда у нас не работала. Были тут такие Мэллой, муж и жена. Поселились в бойлере, обжились. Ходили через топку, у порожка постелили половичок, устроили навес… Забраться внутрь трудновато, зато внутри все чин-чином – самый настоящий дом. Вот что значит жена хозяюшка…

– А почему же они уехали? – спросила Бекки.

– Ссориться стали. Она говорит, хочу занавески. А он – на кой тебе занавески, окошек-то нет! Начнут, бывало, ругаться, а там эхо – так и бьет по нервам. Он кричит: «Эх, врезал бы я тебе, да в этой халупе и размахнуться негде!» Сейчас он в окружной тюрьме сидит – скоро освободят досрочно за примерное поведение. Жена его ждет, работает в Салинасе официанткой. Да, славная была пара. Он, между прочим, в каком-то масонстве состоял…

Мейбл отвернулась от окошка:

– А слыхали, нынче к нам из Салинаса приезжают мужики? Клуб Гремучей змеи в полном составе. Сняли наше заведение на всю ночь.

– Как же, слыхали. У них вечер памяти покойных членов клуба. Фауна сделала им приличную скидку.

Агнесса задрала ногу, подула на пальцы:

– Ну как, красиво?

– Хорошо! – сказала Бекки. – Эффектно смотрится, как будто гнилое мясо… Слушайте, куда у нас Сюзи запропастилась? Фауна ей покажет, как опаздывать. Сказала быть к трем – значит, к трем!.. Нет, девчонки, чудное все-таки имя Фауна…

– Раньше-то ее Флорой звали, – сказала Мейбл. – И вообще, что это за слово – Фауна? Что оно хоть значит? Сроду такого не слыхала…

– Так называют этих… ну, оленят всяких разных, – объяснила Бекки. – Знаете, я думаю, Сюзи у нас долго не задержится. Странная она какая-то, глаза сумасшедшие. Шатается по городу целый день одна…

– Ого, девочки, уже без двух минут, – сказала Мейбл. – Сюзи лучше поторопиться!

Как только часы пробили три, из своего спального кабинета появилась Фауна. Ее оранжевая грива была схвачена серебристым обручем, что придавало Фауне сходство с небезызвестной общественной деятельницей, недавно опочившей. От всего облика Фауны веяло той изящной непринужденностью, какая родится лишь в аристократических гостиных и великосветских борделях. Женщина она была полная, но шла легко и проворно. На руке у ней висела большая корзинка.

– Так, а где Сюзи?– спросила она немедленно.

– Не знаю, – пожала плечами Мейбл.

– Ну-ка посмотри, может, она у себя в комнате?

Мейбл пошла за Сюзи.

Фауна оглядела столик для игры в триктрак:

– Опять играли на деньги?

– Да не играли мы… – начала было отнекиваться Бекки.

– А чьи здесь валяются два доллара? Смотрите, чтоб в Комнате досуга – никаких азартных игр. Другое дело, если посетитель желает сыграть с девушкой кон-другой… Да, еще я замечала – очки на кусках сахара – это уж вовсе безобразие! Запомните, азартные игры – большой порок. Знаете, сколько девушек, таких как вы, с видами на будущее, проматывали это самое будущее в карты? Нельзя отдаваться на волю случая!

– Ладно тебе, Фауна… Ты же сама дуешься в покер… – сказала Бекки.

– Покер – особая статья, там надейся не на случай, а на голову. И вообще, – спохватилась Фауна, – что за слово – «дуешься»! Как это грубо! Грубость, если хочешь знать, создает заведению дурную репутацию.