Эльви высунулась из кресла:

— И что, все?

— Да нет. По крайней мере, я теперь знаю, где он прячется.

— Ну-ну.

По словам школьного психолога, Флора отличалась «склонностью к саморазрушению». Эльви затруднялась сказать, было ли это лучше или хуже ее собственного «диагноза» в школьные годы — «истеричная натура». В пятидесятые, с их процветающим социализмом и торжеством разума, истерия, мягко говоря, не приветствовалась. Эльви тоже когда-то резала себя бритвой от невыносимой душевной боли и давления извне. А ведь в то время таких проблем вообще не существовало. Тогда никто не имел права быть несчастным.

С самого рождения внучки Эльви чувствовала удивительное родство с этой серьезной, впечатлительной девочкой. Уже тогда она понимала, что в жизни Флоре придется нелегко. Похоже, чуткость и восприимчивость, их общий крест, передавались через поколение. Наверное, именно в пику своей чокнутой мамаше Маргарета поступила на юридический, сделала карьеру и стала практичной, целеустремленной особой. Потом она вышла замуж за Йорана, такого же практичного и целеустремленного.

— У тебя тоже голова болит? — спросила Эльви, заметив, как Флора поднесла руку ко лбу. Флора наклонилась, чтобы выключить игру.

— Ага. Ой... — Флора упорно жала кнопку приставки. — Не выключается...

— Ну выключи телевизор.

Телевизор тоже не выключался. На экране появилась игровая заставка — Джилл мочит парочку зомби электрошоком, а затем убивает третьего из пистолета. Выстрелы отдавались в висках, и Эльви поморщилась. Убрать звук тоже не получалось.

Флора попыталась выдернуть вилку из розетки, но та вдруг заискрила, и Флора с криком подскочила. Эльви встала с кресла:

— Детка, что случилось?

Флора уставилась на руку, в которой секунду назад держала вилку.

— Током ударило. Не сильно, но все-таки... — Она потрясла рукой, словно обжегшись, затем усмехнулась, заметив, как Джилл орудует электрошоком: — Не настолько, конечно.

Эльви подала Флоре руку, помогая подняться.

— Идем-ка на кухню.

Всей техникой в доме заведовал муж. Как-то раз, уже после того, как у него началась болезнь Альцгеймера, ей пришлось вызвать мастера из-за перегоревших пробок. Туре никогда не доверял ей подобных вещей, считая, что у нее голова не так устроена и она все равно ничего не поймет. Электрик, не знакомый с устройством ее головы, объяснил ей, что делать, и с тех она прекрасно справлялась сама. Правда, до починки телевизора ей пока еще было далеко — ну да ничего, это и до завтра подождет.

На кухне они сыграли партию в вист, хотя сосредоточиться на картах было непросто. Дело было даже не в головной боли — в воздухе витало что-то странное. В четверть одиннадцатого Эльви собрала карты и спросила:

— Флора, ты чувствуешь?..

— Да.

— Что это?..

— Не знаю.

Обе застыли, прислушиваясь к своим ощущениям. За свою жизнь Эльви не раз приходилось сталкиваться с себе подобными, Флора же страдала в одиночестве, пока однажды у них не зашла об этом речь. Тогда у Флоры словно гора с плеч свалилась, — значит, не она одна такая чокнутая, есть и другие, обладающие чутьем.

В другое время, при других обстоятельствах, вероятно, они бы считались провидицами — или же окончили бы свои дни на костре. Но в двадцать первом веке в Швеции они были просто истеричками с деструктивными наклонностями. Впечатлительными натурами.

Чутье не поддавалось описанию, оно было неуловимым, как запах. Как лиса чует в темноте зайца и по его страху мгновенно распознает, что заяц тоже чувствует ее приближение, — так и они ощущали нечто, витающее вокруг людей и предметов.

Впервые они затронули эту тему прошлым летом, гуляя вдоль набережной Норр Мэларстранд.