Некоторые из заключенных засвистели и стали посылать воздушные поцелуи, завидев, как мы тащим его вниз, а Ланге побелел от страха.
- Господи, вы ведь не оставите меня здесь?! - взмолился он, вцепившись в мою руку.
- Тогда колись. Расскажи о Вайсторе, Ране и Киндермане. Подпишешь заявление - и получишь прекрасную камеру на одного.
- Я не могу, не могу. Вы не знаете, что они со мной сделают.
- Нет, но я знаю, что сделают с тобой эти, - сказал я и кивнул на людей за решеткой.
Дежурный сержант открыл огромную тяжелую решетчатую дверь и отступил на шаг, Беккер втолкнул Ланге внутрь.
Когда я вернулся в Штеглиц, его крики все еще звенели у меня в ушах.
* * *
Хильдегард спала на диване, ее волосы разметались по подушке, как спинной плавник экзотической золотой рыбы. Я присел рядом, провел рукой по гладким шелковистым волосам, поцеловал в лоб и уловил запах алкоголя. Ее веки дрогнули, она открыла глаза, печальные и заплаканные. Потом протянула руку, коснулась моей щеки и, обняв меня за шею, привлекла к себе, чтобы поцеловать.
- Мне надо поговорить с тобой, - сказал я, отстраняясь.
Она прижала свой палец к моим губам.
- Я знаю, что она мертва. Я уже выплакалась. В колодце больше нет воды.
Она печально улыбнулась, и я нежно поцеловал ее веки, погладил ладонью душистые волосы и, уткнувшись носом в ухо, припал губами к ее шее. Ее руки все крепче и крепче сжимали меня.
- У тебя ведь тоже был ужасный вечер, - тихо проговорила она, - не так ли, дорогой?
- Ужасный, - подтвердил я.
- Я боялась за тебя, когда ты вернулся в тот страшный дом.
- Не будем об этом.
- Отнеси меня на кровать, Берни.
Она обняла меня за шею, я поднял ее на руки и, как беспомощного ребенка, отнес в спальню. Посадив на край кровати, начал расстегивать блузку. Когда я снял блузку, Хильдегард вздохнула и откинулась на покрывало. Она немного пьяна, подумал я, расстегивая молнию на юбке. Я осторожно стащил юбку через ноги, на которых были надеты чулки. Затем снял с нее комбинацию и стал целовать ее маленькие груди, живот и бедра. Но ее трусики никак не поддавались: то ли слишком узки, то ли врезались между ягодицами. Я попросил ее приподняться.
- Сорви их, - сказал она.
- Что?
- Сорви их с меня. Сделай мне больно, Берни! Пользуйся мной. - Она говорила, задыхаясь, ее бедра смыкались и размыкались, как челюсти огромного жука-богомола.
- Хильдегард...
Она сильно ударила меня рукой по лицу.
- Послушай, черт тебя дери! Делай мне больно, когда я говорю.
Я схватил ее за руку, когда она попыталась ударить меня еще раз.
- На сегодня с меня хватит. - Я схватил ее за другую руку. - Прекрати.
- Пожалуйста, ты должен...
Я замотал головой, но она обхватила мою талию ногами и с такой силой сжала их, что у меня заболели почки.
- Прекрати, пожалуйста.
- Ударь меня, ты, глупый уродливый ублюдок! Разве я не говорила тебе, что ты еще и глупец? Типичный твердолобый полицейский. Если бы ты был настоящим мужчиной, ты бы изнасиловал меня. Да куда тебе!
- Если тебе хочется страданий, мы можем поехать в морг. - Я развел ее бедра, затем оттолкнул от себя. - Но только не в постели. Здесь нужна любовь.
Она перестала извиваться и на минуту, как мне показалось, осознала, что я прав. Потом, улыбнувшись, приподнялась и плюнула мне в лицо.
После этого мне ничего не оставалось, как уйти.
* * *
Я ощущал внутри холодную и безысходную тоску. Такой же холодной и одинокой была и моя холостяцкая квартира на Фазаненштрассе. Вернувшись туда, я тут же выпил целую бутылку бренди, чтобы избавиться от тоски. Кто-то однажды сказал, что счастье отрицает весь предыдущий опыт, это отказ от желаний и устранение боли. Бренди немного помогло мне заглушить боль. Но, прежде чем я заснул прямо в кресле, не снимая пальто, я понял, как много мне нужно было бы забыть и отринуть. |