Глава XXIX
О ТОМ, ЧТО ПРОИЗОШЛО В МАЛЬПОСТЕ И КАКОЙ ТАМ СОСТОЯЛСЯ РАЗГОВОР
Оба офицера без возражений позволили шевалье расположиться в мальпосте.
Лувиль, завернувшись в плащ и основательно устроившись в своем углу, даже сделал вид, что спит или притворяется спящим.
Гратьен, напротив, с вниманием, к которому примешивалось любопытство и беспокойство, следил за всеми движениями шевалье.
Казалось, молодой человек догадался, что за этой мирной наружностью скрывается враг, тем более опасный, что этого нельзя было сказать, судя по его внешности.
Поэтому, едва шевалье уселся, как Гратьен пожелал продолжить разговор.
Но шевалье остановил его движением руки.
— Обождите, сударь, — сказал он, — пока я отдышусь и приду в чувство. Признаюсь, мне в диковинку подобные испытания и переживания; вскоре мы о вами поговорим, ведь, похоже, вы этого желаете, но, возможно, это будет гораздо более серьезный разговор, чем вы того ожидаете! Черт! Пино оказал мне важную услугу, остановив свой дилижанс; я чувствовал, что силы уже почти оставляют меня, и уже предвидел тот момент, когда мне пришлось бы выпустить ручку и упасть на дорогу. А это в моем возрасте не прошло бы бесследно.
— В самом деле, сударь, вы уже недостаточно молоды, чтобы предаваться подобным упражнениям.
— Сам я могу сказать такое о себе, сударь, но вам я не позволю делать мне подобные замечания, слышите вы?
— Ей-богу, если вы не безумец, — вскричал Гратьен в ответ на этот выпад, — то тогда по меньшей мере вы занятный оригинал!
— Он сумасшедший, — проворчал Лувиль из глубины своего плаща.
— Сударь, — сказал шевалье, отвечая на замечание Лувиля, — с вами я не имею никакого дела и нисколько не желаю его иметь с вами; я имею честь беседовать — в данный момент по крайней мере — лишь с одним господином Гратьеном и оказываю ему честь, вступив с ним в разговор.
— О! о! — произнес Гратьен, — похоже, вы меня знаете, сударь?
— Прекрасно и уже довольно давно.
— Но все же не со времен коллежа, надеюсь? — смеясь, спросил молодой человек.
— Сударь, — ответил шевалье, — я желал бы, чтобы вы в коллеже ли или где-то в другом месте получили бы такое же воспитание, как и я; вы тогда многое бы выиграли и в плане учтивости, и в плане нравственности.
— Браво, шевалье! — заметил, смеясь, Лувиль. — Ну-ка, проберите мне, как следует, этого негодяя.
— Я это сделаю с большим удовольствием и от чистого сердца, сударь, потому что у вашего друга, несмотря на плохое воспитание, сердце осталось добрым и справедливым; и это мне дает некоторую надежду на успех…
— В то время как у меня?…
— Я не стал бы пытаться исправлять сердце в большей степени, чем талию; полагаю, что в них обоих укоренилась дурная привычка и что я прибыл слишком поздно.
— Браво, шевалье! — в свою очередь, воскликнул Гратьен, в то время как Лувиль, прекрасно понявший намёк шевалье, делал вид, что безрезультатно пытается разгадать смысл сказанного. — Браво! Это камешек в твой огород, положи его себе в карман на память!
— Да, если там еще есть место, — вставил шевалье.
— Ах, так! — сказал Лувиль, покручивая ус. — Уж, не сели ли вы случайно в мальпост только для того, чтобы всласть поиздеваться?
— Нет, сударь; я сел в него, чтобы поговорить серьезно; вот почему я прошу вас оказать мне любезность и не вмешиваться в разговор, так как, повторяю вам это, у меня есть дело к господину Гратьену, вашему другу, а не к вам. |