Он построил на участке флигель, больше напоминавший теремок из сказки, и поселил в нем отставного десантного полковника с женой. У десантного полковника был вполне легальный «Калашников», о чем моментально стало известно всем окрестным бомжам и лихим людям. Проверять полковничью меткость почему-то до сих пор никому не захотелось, и дом всю зиму отдыхал в полной безопасности, а летом в него наезжал Степан — иногда вдвоем с Иваном, иногда с большими компаниями. Иван любил Озера больше любых самых распрекрасных заграниц. Степан разделял его точку зрения, и они отлично проводили там время. Жаль только, что времени у Степана становилось все меньше и меньше.
— Па-ап! — позвали из ванной. — А пап!
— Ну что?
— Ты меня не возьмешь на Озера?
— Да ну тебя к дьяволу, — сказал Степан довольно миролюбиво. — Что я, зверь, что ли? Когда это я тебя не брал?
— Ну… из-за этого… из-за школы…
— Иван, нельзя быть таким трусом. — Степан через голову стянул майку и двинул в сторону дверь шкафа. Что бы такое надеть, чтобы было не слишком жарко, не слишком холодно и выглядело не слишком официально и не слишком затрапезно? — Чем мучиться, лучше бы сразу сказал, и все. И это не имеет никакого отношения к Озерам, понимаешь? Школа школой. Озера Озерами…
— Пап, телефон!
— Слышу я…
Он кинул на диван вытащенную из шкафа рубаху и ринулся в кухню, где забыл трубку. Телефон вопил, как будто звонили из Америки.
— Алло!
Молчание, шуршание и писк.
— Алло, я ничего не слышу!
— Павлик, это я, — вдруг сказал Степану в самое ухо взволнованный голос. — Хорошо, что ты еще не ушел…
Чернов называл Степана Павликом, наверное, раз в несколько лет. И поводы были более чем серьезные.
— Что случилось? Черный, ты откуда?
— Из Сафонова я, — проговорил Чернов, и голос у него на самом деле был странный. — Ты ребенка в школу везешь?
— Да что, блин, случилось, ты можешь сказать или нет?!
— У нас в котловане труп, Павлик. Самый натуральный и вполне свеженький, если я хоть что-то понимаю в трупах. Так что прямо сюда приезжай, когда Ивана завезешь…
Степан сел.
— Что у нас… в котловане? — переспросил он осторожно.
— Труп, Павлик, — повторил Чернов тихо, но отчетливо. — И не тешь себя напрасными надеждами — в вытрезвителе я вчера не ночевал и галлюцинациями не страдаю. Приезжай быстрей.
Павел Андреевич Степанов, которого друзья и враги называли исключительно Степаном, за долгие годы пребывания в бизнесе научился отличать выдуманные проблемы от настоящих. Это было очень важно, потому что проблемы никогда не кончались и решить их все не было никакой возможности.
Имело смысл решать только настоящие.
Сейчас — Степан понял это очень отчетливо — проблема была самой настоящей.
— Ты чего? — помолчав немного, спросил в трубке Чернов. — Или в обморок упал?
— Нет, — ответил Степан сквозь зубы, — не упал. Кто-то из наших?
— Да в том-то все и дело, что да, — сказал Чернов с досадой. — Володька Муркин. Помнишь такого? Ну, вечно грязный, суетливый. Противный. Помнишь? Похож на бывшего научного работника. Я не пойму никак, что с ним… Вроде водку он не так чтоб очень жрал…
— А что с ним? — спросил Степан, одним ухом прислушиваясь к Ивану, который зашнуровывал кроссовки, пел песню и кряхтел совсем по-взрослому. Эти звуки очень успокаивали Степана. |