Изменить размер шрифта - +
Зашелестели занавески, послышался тихий шепот, будто кто-то шикнул на расшалившегося ребенка, утихомиривая его. Шиканье перебил дрожащий от ужаса голос Бартона, без конца повторявший: «О Господи! О Господи!» Затеи наступила тишина, и вновь ее нарушило то же шипение. Под конец тишину взорвал отчаянный вопль, исполненный нечеловеческой муки и ужаса. Потеряв голову от страха, слуга рванулся к двери и изо всех сил дернул за ручку. Но, то ли он сам с перепугу не до конца повернул защелку, то ли дверь и вправду заперли изнутри, бедняга, как ни старался, так и не сумел попасть внутрь. В отчаянии он дергал и толкал дверь, а из спальни все громче и громче доносились безумные вопли, сопровождаемые тем же тихим шипением. Помертвев от ужаса, едва соображая, что он делает, слуга помчался по коридору, в панике заламывая руки. Возле лестницы он столкнулся с перепуганным генералом Монтегю, и в тот же миг вопли прекратились.

— Что случилось? Где ваш хозяин? — вскричал запыхавшийся генерал. — Что… Бога ради, что случилось?

— Да смилостивится над нами Господь! Все кончено, — ответил слуга, в страхе оглядываясь на спальню хозяина. — Он умер, сэр. Уверен, что он умер.

Не дожидаясь объяснений, Монтегю в сопровождении слуги подбежал к спальне, нажал на ручку и с легкостью распахнул дверь. Из дальнего угла кровати навстречу им с грозным шипением выпорхнула зловещая птица, за которой безуспешно охотился слуга. Взмах ее крыльев загасил свечу в руках Монтегю. Прошелестев у них над головами, сова подлетела к потолочному окну в коридоре, вышибла стекло и исчезла в черноте ночного неба.

— Вот она, нечистая, благослови нас Господь, — прошептал слуга, едва дыша от страха.

— Чертова птица, — пробормотал испуганный неожиданным видением генерал, не в силах скрыть замешательства.

Оба едва переводили дыхание. В комнате по-прежнему горел свет.

— Кто-то перенес свечу, — заметил слуга. — Смотрите, ее поставили возле кровати.

— Раскройте занавески, приятель, и не стойте, разинув рот, — сурово шепнул Монтегю.

Слуга в нерешительности застыл на месте.

— Тогда держите, — Монтегю нетерпеливо сунул слуге подсвечник и сам раздвинул занавески на кровати. Пламя свечи, еще горевшей у изголовья, выхватывало из темноты съежившуюся полусидячую фигуру. Похоже, человек забился в угол, отодвигаясь назад, насколько позволяла твердая спинка кровати; руки его навеки застыли, крепко вцепившись в простыню.

— Бартон, Бартон, Бартон! — тщетно взывал Монтегю. В голове причудливо смешивались страх и ярость. Он схватил свечу и поднес ее к лицу капитана. Мертвенно-бледные черты застыли в в оцепенении, челюсть отвисла, взгляд незрячих глаз, широко распахнутых, упирался в изножье кровати.

— Боже всемогущий! Он мертв, — пробормотал генерал. Оба с минуту или более разглядывали страшную картину. — И давно остыл — шепнул Монтегю, отдергивая руку от ледяных пальцев покойного.

— Смотрите, смотрите! Провалиться мне на этом месте, сэр, — с содроганием добавил слуга. — С ним на кровати еще кто-то был. Посмотрите сюда, сэр, вот оно. Слуга указал на глубокую вмятину у изножья постели, словно продавленную чьим-то тяжелым телом. Монтегю молчал.

— Пойдемте, сэр, ради Бога, пойдемте отсюда, — шептал слуга, крепко вцепившись в руку генерала и испуганно озираясь. — Недоброе это место. Все равно мы ничем помочь не можем. Пойдемте, ради Христа!

В коридоре послышались шаги многочисленных домашних. Монтегю приказал слуге под любым предлогом задержать их, а сам с трудом разжал железную хватку мертвых пальцев, сжимавших одело и, насколько сумел, придал скорченному телу лежачее положение.

Быстрый переход