– Ты хочешь сказать, что пришел черед Боба.

Бобом звали сожителя его жены. Они жили вместе в Брайтоне и планировали пожениться, как только закончится процедура развода, и Карлссон догадывался, что Боб уже фактически стал отчимом Мики и Беллы. Он каждое утро отвозил их в школу по пути на работу и каждый вечер читал им сказки. Карлссон видел фотографии, на которых Белла сидела на мощных плечах нового папы и светилась от счастья, а Мики однажды сказал ему, что Боб учит его играть во французский крикет на пляже. И что, возможно, в доме скоро появится щенок. Теперь Бобу предложили работу в Мадриде, и Джули хотела переехать туда всей семьей – «всего лишь на пару лет».

– Мадрид – это не Австралия, – говорила она. – Туда можно долететь за пару часов.

– Это не одно и то же.

– Ты только подумай, какой восхитительный опыт они получат!

– Детям нужен отец, – наставительно заявил Карлссон, невольно вздрогнув от такой банальности.

– У них есть ты. В этом смысле ничего не изменится. И они смогут проводить с тобой каникулы. В любом случае, мы переедем не раньше, чем через несколько месяцев, – ты сможешь проводить с ними массу времени, пока они здесь.

Я теряю их, думал Карлссон, уставившись на телефон, который сжимал в руке. Сначала они переехали в Брайтон, а теперь улетят аж в Испанию. Я стану им чужим. Они будут робеть, увидев меня, и прятаться за спину Джули, и тосковать по дому, когда будут жить у меня.

– Я могу отказаться, – сказал он. – У нас по-прежнему совместная опека над детьми.

– Ты можешь помешать нам переехать. Или, по крайней мере, попытаться. Ты этого хочешь?

– Конечно, нет. Но неужели ты хочешь, чтобы я их почти не видел?

– Нет. – Джули тяжело вздохнула, и он услышал, как она подавила зевок. – Но скажи мне, как поступить, Мэл. Потому что на самом деле в этом компромисс невозможен.

– Я не знаю.

Однако Карлссон не сомневался, что даст свое согласие. Он чувствовал, что снова угодил в ловушку, как это нередко бывало во время ссор, когда они еще жили вместе. Он чувствовал себя побежденным и одиноким.

Теперь она осторожно подняла щеколду; раньше та скрипела, но она накапала немного кулинарного жира на петли, и теперь щеколда поднималась совершенно беззвучно. В лицо ей ударил порыв ветра, холодного и насыщенного влагой. На реке было очень темно. Сегодня вечером не было ни луны, ни звезд. Лампы на выстроившихся у берега баржах, на которых обитали люди, не горели, и только вдалеке мерцали немногочисленные огни. Она вылезла наружу и огляделась. На болотах, далеко отсюда, кто-то зажег костер. Оранжевые языки пламени отчетливо выступали на фоне неба. Она прищурилась, но не смогла разглядеть сидящих возле огня людей, эти черные, резко очерченные фигуры. Она была одна. В борта лодки очень тихо хлюпала вода. Когда она только приехала сюда, ее нервировал этот звук и небольшое, случайное покачивание, но она уже привыкла к ним, как привыкла к биению крови на точках пульса.