– Значит, все?

– Что касается Кроуфорда, дело закрыто. Сейчас я расследую дело о серьезном домашнем насилии, – сказал Карлссон вместо ответа. – Бедной женщине наложили на лицо шестьдесят три шва – ее несколько раз ударили разбитой бутылкой, – а еще у нее четыре сломанных ребра и сильно отбитая почка. Это уже третий раз за последние полтора года она получает увечья, но каждый раз забирает жалобу и возвращается к своему очаровательному супругу. Я пытаюсь убедить ее не отзывать заявление на этот раз.

– Не хочу вас задерживать. Думаю, лучше просто оставить меня здесь одну на пару минут, дать осмотреться.

– Чтобы вы могли обнаружить то, что мы пропустили?

– Ну раз уж я здесь оказалась…

– Чувствуйте себя как дома. Скажете в регистратуре, чтобы вызвали меня, когда закончите.

Карлссон ушел, и Фрида закрыла за ним дверь. Она сняла пальто, шарф и сумочку на длинном ремне и повесила их на металлическое кресло, но перчатки снимать не стала. Первая категория оказалась самой внушительной: гнилые объедки. Здесь были куриные кости со свисающими остатками мяса; огрызки яблок; остатки булочек (некоторые – с четкими отпечатками зубов); контейнеры из фольги, наполненные разной отвратительно-жирной бурдой; кучка гнилых помидоров; несколько кусочков шоколада; много вялых серых ломтиков жареного картофеля, вымазанных кетчупом; кусочки того, что, как предположила Фрида, когда-то представляло собой рыбу в кляре; остатки пирогов, находящихся в разной степени разложения. Она быстро просмотрела эту группу находок и перешла дальше, к следующей категории, представлявшей собой различные виды упаковок и тары: пакеты из-под чипсов, пачки сигарет, обертки от конфет, старые полиэтиленовые пакеты, пивные банки, банки из-под кока-колы и сидра, пустые водочные и винные бутылки, одноразовые стаканчики. Затем настал черед одежды и обуви: детский шлепанец, две кроссовки с оторванными подошвами, некогда белая блузка из «Эм-энд-Эс» без рукава, шерстяной шарф, вымазанный, судя по запаху, собачьими экскрементами, посеревший от старости лифчик второго размера, мужские носки для бега с протертыми пятками.

Фрида перешла к следующей куче: подгузники и презервативы; шприцы; дохлая бесхвостая кошка; неузнаваемый дохлый грызун с вывороченными внутренностями; газеты и журналы с датой выпуска аж 23 января; флаеры на разные вечеринки из ресторанов, торгующих навынос; осколки глиняной посуды, в том числе одна почти целая миска с орнаментом в виде фикуса – увидев его, Фрида невольно вспомнила свою бабушку; батарейки; ржавый корпус мобильного телефона и три пластмассовые зажигалки; монетки в основном достоинством в один или два пенса, хотя Фрида заметила и несколько евро.

Последнюю поверхность выделили для всего остального, что не поддавалось никакой классификации: маленькой, пыльной кучке окурков, спичек, крошечных обрывков бумаги и картона, пучков волос, колец от жестяных банок.

Фрида вздохнула, надела пальто и шарф и набросила ремешок сумки на плечо. Но ушла она не сразу. Она постояла в середине комнаты, хмурясь и переводя взгляд с одной группы предметов на другую. Затем подошла к флаерам и еще раз в них порылась. Достала из кучки один и, держа его большим и указательным пальцами, вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.

Он сидел за столом, заваленном бумагами.