– Значит, он был вашим другом, а не просто соседом?

На щеках Джанет Феррис вспыхнули алые пятна.

– Я бы не сказала. Такое случалось редко. Но мне было приятно.

– О чем вы с ним разговаривали?

Фрида пыталась не выдать своих чувств голосом. Она уловила желание Джанет Феррис поговорить с кем-то, выпустить на волю несмелые, сдерживаемые чувства, но сделает она это только в том случае, если на нее не давить.

– Я не знаю, правда не знаю. О разных мелочах.

Фрида ждала.

– Я обычно рассказывала ему о том, что прочитала. Я много читаю. В основном викторианские романы. Уилки Коллинза, и Чарльза Диккенса, и Элизабет Гаскелл.

– Он тоже много читал?

– Я не уверена. У меня создалось впечатление, что много, но я не припоминаю, чтобы он говорил о каких-то конкретных книгах. Полагаю, в основном говорила я. Что очень странно, потому что я человек неразговорчивый.

– Значит, книги.

Джанет Феррис опустила глаза на свои руки – тонкие, с синими венами и гладкими жемчужными ногтями.

– Он располагал к тому, чтобы я говорила. – Она произнесла это так тихо, что Фриде пришлось напрячь слух, чтобы расслышать ее. – Я когда-то призналась ему, что хотела бы иметь детей. Больше всего на свете я сожалею именно о том, что не родила. Я сказала это в тот раз, когда он принес пирожки с мясом. Как раз перед Рождеством. Рождество – трудное время. У меня куча друзей, и в этот день я не бываю одна, но все совсем не так, как у людей семейных. Я призналась ему, что всегда хотела детей, однажды познакомилась с мужчиной и верила, что у нас будет семья. Но ничего не получилось… А потом уже было слишком поздно. Вы знаете, как это бывает: не успеешь оглянуться, а время уже упущено. Невозможно определить, в какой момент ты перешла черту и стала бездетной женщиной, но настает день, когда понимаешь: ты ею стала. – Она посмотрела на Фриду. – У вас есть дети?

– Нет. Как он отреагировал, когда вы ему все это рассказали?

– Он не пытался заверить меня, что это не имеет значения, как поступает большинство. Он говорил о параллельных жизнях. О том, что параллельно нам существуем другие мы, – люди, которыми мы могли бы стать, – и о том, какую боль это может причинять.

У Фриды возникло ощущение, что в ее мозгу что-то сдвинулось, ослабло. Ей казалось, что рядом с ними за столом сидит мертвец и слушает, как одинокая немолодая женщина говорит о том, что хотела бы изменить в своем прошлом.

– Вам не показалось, что он говорил и о себе тоже? – уточнила она.

– Возможно. Надо было спросить его. Я не могу поверить, что он мертв, – нет, только не он. Никак не могу смириться… хотя иногда я думаю о пустой квартире этажом выше, о пространстве, которое он называл своим.