Это был Алексей Степанович Захаров, полковник какой-то загадочной службы и друг семьи Гусаровых… Впрочем, и по некоторым прежде проскальзывавшим намекам и интонациям, и по сегодняшнему сделанному при нас требовательному звонку, и по тому, как быстро Захаров приехал, отложив все свои дела, можно было сделать вывод, что дружба эта не вполне дружба, а скорее некоторая зависимость, что Захаров наверняка многим обязан Леониду Ильичу и все необходимое для него сделает.

Действительно, за спиной полковника появился хозяин дома и приказным тоном произнес:

— Алексей, ты понимаешь, мне сейчас скандал ни к чему.

Захаров на мгновение поднял веки, и глаза его сверкнули острым, ничего не упускающим взглядом, потом он снова опустил их, подтверждая, что да, он понимает.

— Девочки, выйдите отсюда! — распорядился Гусаров.

Но полковник поднял худую сильную руку и проговорил:

— Нет, постойте! Я должен задать несколько вопросов…

— Алексей, зачем? — поморщился Леонид Ильич. — Я же говорю — мне скандал ни к чему… ты видишь — здесь несчастный случай… Причем лучше будет, если он произошел не здесь, не в моем доме…

— Я все понимаю, — отозвался Захаров, не поднимая век, — это несчастный случай, и он произошел не здесь, но я должен задать несколько вопросов… Я должен знать, знать, что произошло! — Произнося последние слова, Алексей Степанович широко раскрыл глаза и снова обежал все вокруг своим фотографическим взглядом. — Я все понимаю, но и вы меня поймите!

— Даша не в состоянии, — торопливо ответил Леонид Ильич, — она очень расстроена… ты ведь знаешь, что ей сегодня пришлось перенести…

— Ничего страшного, — ответила Дашка голосом христианской мученицы, поднимающейся на костер, голосом очень красивой мученицы, — ничего страшного, Алексей Степанович, спрашивайте!

Захаров начал допрашивать нас по очереди — меня и Дашку, и странное дело — я никак не могла запомнить, о чем шла речь. Я слушала его вопросы, отвечала ему — и тут же забывала, о чем вопрос и свой ответ на него.

Наконец полковник замолчал, опустил веки и произнес:

— Странно… очень странно…

Потом он опустился на корточки возле мертвого Филиппа и начал быстро, внимательно обследовать его одежду.

Я отошла чуть в сторону, очень хотелось побыть одной, прийти в себя, обрести ясность мысли. Размышлять, конечно, в таких условиях невозможно, да у меня и не было на это сил.

Со стороны все происходящее казалось жутким сном, сюрреалистической картиной Сальвадора Дали — экзотические деревья, каменная черепаха, лужа крови на полу и мой вышитый платочек…

Я тряхнула головой, чтобы отогнать боль, стучавшую в виске, и снова подумала, что, если бы не проклятая Дашкина свадьба, ничего бы не случилось.

В тот день я сидела над чудовищным курсовиком по экономике. Внезапно звонок на входной двери залился истеричной трелью. Я оторвалась от компьютера и пошла открывать.

На пороге стояла Дашка, еще более красивая, чем обычно. Щеки ее горели смуглым румянцем, глаза сияли, как два сапфира.

— Стрижова! — завопила она, врываясь в квартиру, и закружила меня по прихожей. — Стрижова, ты не представляешь, что произошло!

— Я представляю, что сейчас произойдет, — ворчливо ответила я, пытаясь вырваться. — Ты разнесешь мою квартиру! Это в твоих роскошных апартаментах можно танцевать вальс и самбу, а у меня прихожая — полтора квадратных метра, мы сейчас затанцуем в туалет и своротим унитаз!

— Катька, не будь занудой! — счастливо расхохоталась Дашка.