— Не упускайте ничего!

— О господи боже! — взорвался Пакстон. — Я сейчас окончательно потеряю терпение!

Пока Джеки рассказывала во всех подробностях историю наших ночных приключений, я получил возможность внимательно понаблюдать за ними.

Джеки сегодня вечером была тщательно одета — в длинном вечернем платье из шелка цвета сливы; четырехугольный вырез был таким глубоким, что я искренне призадумался, как это девушки с таким бюстом ухитряются постоянно помнить, что им нельзя глубоко вздыхать. Длинные черные волосы Джеки были аккуратно причесаны. Рядом с ней на кушетке сидел Тайлер Уоррен в том же костюме, что и днем.

Ева Байер примостилась на ручке кресла Пакстона. На ней был потрясающий брючный костюм: жакет из тончайшего кружева, весь в воланах, и плотные брюки, расширенные книзу, так что ножки были полностью скрыты. На лице у нее все время, пока Джеки вела свой рассказ, сохранялось напряженное выражение, а я про себя подумал: «Неужели эти ужасные синяки совсем не причиняют ей боли и скоро ли они окончательно заживут?»

Пакстон развалился в кресле с мрачным нетерпеливым выражением лица. На нем был белый свитер и защитного цвета брюки, заправленные в высокие ботинки, на которых — я мог бы в этом поклясться! — блестела та же самая синтетическая пыль, что и утром.

Наряд Джерри Шумейкера был весьма консервативен: дорогой вечерний костюм и белая шелковая рубашка. Он стоял, облокотившись на бар, и на его лысой голове играли отблески горевшей на потолке люстры. Из-под тяжелых век он бросал быстрые взгляды на Пакстона и нетерпеливо постукивал ногой.

Я стоял за баром, потому что мне пришлось смешивать напитки, но еще и потому, что выбрал самую удобную стратегическую позицию: отсюда мне были видны одновременно все присутствующие.

— Ну и тогда мы ушли оттуда, — закончила Джеки свой рассказ, — и вернулись в Лос-Анджелес.

— Что все это означает, Холман? — спросил Пакстон напряженно. — Что Кармен убила его, чтобы защитить меня?

— Весьма возможно, что именно она убила Митфорда, — ответил я. — Но никто не сможет этого доказать.

— В таком случае объясните мне вразумительно: чего ради мы сидим в этой вашей поганой комнате и ждем, пока вы нам ничего не говорите?! — взбесился он.

— Вы хотите узнать, где именно я нашел Кармен? — обозлился я в свою очередь. — И где ее держали в заточении все это время? Что это за место? Хотите?

И я дал им точное описание хижины, рассказал о том, как руки Кармен были связаны, а другой конец веревки намеренно прикреплен к металлическому крюку таким образом, чтобы она не могла ни лечь, ни встать. И о том, как она выглядела после такого обращения, отсутствия подходящей пищи и от того чудовищного количества наркотиков, которыми ее накачивали все это время.

Шумейкер первым нарушил молчание, когда я кончил.

— Это варварство! — сказал он дрожащим голосом. — Чудовищно! Эти люди — не просто варвары, да они просто банда сумасшедших выродков!

— К тому же они страшно напуганы, — добавил я. — Кто-то ведь заметил когда-то, что чем больше человек напуган, тем более жестоким и злобным он становится.

— Но почему именно Кармен? — спросил Шумейкер.

— Все время, пока я вез ее туда, где она сейчас находится, да и раньше, в хижине, она не умолкала ни на минуту — все время говорила. — Я пожал плечами. — Время от времени, правда, язык у нее заплетался, речь становилась несвязной, но все можно было отлично понять.