Потому что, пребывая в раздражении, они бесконечно оскорбляли и цепляли ее. Ибо, наверное, не столь важно, что тебе говорят, но важно, как говорят. Искренне, без всяких там уверток и недомолвок, сжимая твою руку в своей, глядя тебе прямо в глаза.
— О, Норма! Мне кажется, я люблю тебя.
А Эдди Дж. с лицом избалованного мальчишки, которое вдруг все морщилось и искажалось, словно он был на грани слез, вдруг заявлял:
— Я ревную тебя к Кассу. Ревную тебя к любому, кто на тебя взглянет. И если и смогу полюбить ж-женщину, так это будешь только ты!
И еще был Касс с мечтательными глазами, первая настоящая любовь Нормы Джин. Эти глаза! Самые красивые глаза, какие я когда-либо видела у мужчины. Впервые заглянула она в них давным-давно, еще когда была ребенком.
— Норма? Когда ты говоришь, что любишь меня, когда смотришь на меня вот так… кого ты видишь, скажи! Но только правду! Его, да?
— О! Нет-нет, что ты! Я вижу только тебя.
Как красноречивы они были, Касс Чаплин и Эдди Дж., с каким блестящим остроумием, выразительностью и упоением рассказывали о своих знаменитых и гадких отцах! «Отцы Хроноса» — так называл их Касс и бледнел при этом от злости. «Пожирали своих отпрысков».
(— А кто такой Хронос? — спросила как-то Норма Джин, не желая показывать Кассу свою необразованность. И Эдди Дж. неуверенно ответил:
— Кажется, какой-то древний царь. Или нет, погоди-ка… у греков он был то же самое, что Иегова. Да, древнегреческий бог. Точно!) В Голливуде обитало немало детей разных знаменитостей, и большинство были словно околдованы злыми чарами. И похоже, Касс и Эдди Дж. были знакомы со всеми.
Эти люди носили громкие фамилии (Флинн, Гарфилд, Барримор, Свенсон, Талмидж), которые, казалось, давили на них физически и морально. Они выглядели слабохарактерными и незрелыми, но смотрели на мир старческими глазами. Уже с малолетства старались перещеголять друг друга в цинизме и иронии. Редко удивлялись жестоким поступкам, в том числе и своим собственным, зато их могло растрогать просто до слез малейшее проявление доброты или благородства.
— С нами надо поаккуратнее, — любил повторять Касс.
Эдди Дж., соглашаясь с ним, горячо подхватывал:
— Да! Все равно что кобру кормить! Да я сам могу дотронуться до себя разве что десятифутовой палкой.
Норма Джин возражала:
— По крайней мере у вас обоих есть отцы. Вы знаете, кто вы.
— В том-то и несчастье! — раздраженно отвечал ей Касс. — Мы знали, кто мы, уже до того, как родились.
Эдди Дж. добавлял:
— Мы с Кассом носим на себе двойное проклятие. Оба мы младшие. Оба родились от отцов, которые нас не хотели.
— С чего это вы взяли, что не хотели? — пыталась возразить Норма Джин. — Вряд ли стоит верить вашим матерям, мало ли что они там говорили. Когда кончается любовь и люди разводятся…
Касс с Эдди Дж. отвечали дружным и презрительным фырканьем:
— Любовь!.. Ты это серьезно? О какой такой гребаной любви толкует нам эта маленькая Рыбка?
Норма Джин не на шутку обижалась.
— Мне не нравится это прозвище, Рыбка. Оно мне противно.
— А нам противно, когда ты поучаешь нас, что мы там должны чувствовать, — злобно огрызался Касс. — Ты никогда не знала своего отца, ты свободна. Можешь сама себя изобрести. И надо сказать, проделала в этом смысле замечательную работу. «Мэрилин Монро»!
Эдди Дж. возбужденно подхватил:
— Да, именно! Ты свободна! — И чисто импульсивным жестом схватил Норму Джин за руку, да так крепко, что едва не переломал ей пальцы. |