Валентин Лавров. Блуд на крови. Книга первая
Посвящается ПАВЛУ НИКОЛАЕВИЧУ ГУСЕВУ, стоявшему у истоков этой книги
ТАЙНЫ УГОЛОВНОГО МИРА, или КРАТКОЕ ВСТУПЛЕНИЕ АВТОРА
Появление на свет этой книги столь же невероятно, как и многие из тех историй, о которых из нее узнает читатель. Когда-то по предложению главного редактора весьма читаемой народом газеты «Московский комсомолец» Павла Гусева я написал на историческом материале детективный рассказ — «Двойное убийство в доме воеводы». Читательская реакция была неожиданно бурной. Газету захлестнул поток писем: «Пусть автор продолжает эту тему!» Появился еще один рассказ, еще и еще… Я писал о знаменитых преступниках прошлого — от времен Петра I до середины XX столетия, об их хитрых и жестоких замыслах, о невинных жертвах и похищенных сокровищах, о дымных трактирах и респектабельных столичных ресторанах, о любви — настоящей и продажной. И, конечно, о ловких российских сыщиках, которые сметкой, умением сопоставлять и анализировать не уступали заграничным Шерлокам Холмсам. Одним словом, постарался дать пусть и специфичный, но подлинный срез жизни ушедшей Руси. Так возник сериал «Кровавая плаха» — 40 рассказов, которые публиковались в газете (невиданное дело!) без малого два года. Критики назвали их первыми русскими историческими детективами. Собрав под одну обложку множество страшных историй и назвав их «Блудом на крови», автор не желает, чтобы у читателя создалось ложное впечатление о наших предках. Они нисколько не были преступней, чем, скажем, граждане других просвещенных стран. Конечно, тяжкие преступления случались, но были они крайне редки. К примеру, во всей Москве за половину 1846 года не произошло ни одного убийства. Читатель возразит: «Однако в Сибирь еще с конца XVII столетия шли этапы!» Верно, шли. Но кого ссылали по судебным приговорам? Обратимся к первому и весьма серьезному труду по уголовной статистике — Е. Н. Анучин, «Исследования о проценте сосланных в Сибирь в период 1827-1846 годов». Он удостоен в 1869 году престижной Константиновской награды. За это двадцатилетие, по утверждению Анучина, в Сибирь проследовало 159 755 сосланных. Состав преступлений нынешнему читателю может показаться любопытным. На каторгу, в частности, отправляли за «ересь, за оскорбление родителей, ябеды, доносы, лживые посты, побеги за границу, возмущение и неповиновение». В административном порядке ссылались за бродяжничество и «за дурное поведение». Интересно наблюдение Анучина: «В России, в отличие от других стран, является одним из самых распространенных преступлений, особенно между детьми и женщинами, да притом преимущественно в Литовских, Малороссийских и некоторых приволжских губерниях — зажигательство. Оказывается также, что в России детоубийство принадлежит к весьма редким преступлениям сравнительно с другими странами Европы, и что на более заметную склонность к этому преступлению оказывается явно влияние вероисповедания: оно чаще всего встречается в трех прибалтийских губерниях». Российские нравы и состояние государственной и судебной властей хорошо характеризуются отношением к смертной казни. Едва вступив на российский престол, Елисавета Петровна возбудила вопрос об отмене смертных приговоров. В 1744 году Сенат усмотрел, что «в губерниях, и провинциях, и в городах, также в войске и в прочих местах Российской Империи, смертные казни и политическую смерть чинят не по надлежащим винам, а другим, и безвинно…» По этой причине приказано было: «Впредь кто присужден будет к подобным наказаниям, о тех, прежде исполнения приговора, присылать в Сенат выписки». Хотя указ об отмене смертной казни последовал, как известно, лишь в 1775 году — после приведения в исполнение приговора над Пугачевым и четырьмя главарями его банды, но уже с середины восемнадцатого века более 75 лет в России такие приговоры более не выносились — до казни декабристов. |
