Вот что писал князь:

«Мой друг, Наташа! Твой милый образ не исчезает из моих мыслей. Я ежечасно благодарю Бога, который послал на нашу грешную землю такое прелестное созданье! Я люблю тебя до бесконечности, до безумства. Если ты прикажешь, я опущусь на дно моря, спрыгну с высокой скалы, дабы доказать тебе, моя ласточка, мои чувства.

Если бы я твердо знал, что и ты меня хоть немножко любишь! Я старый, много видевший на земле человек — ведь в мае мне стукнет тридцать два! А ты, мое солнышко, юна и невинна. Но я вижу, что мы назначены судьбой друг другу. Любовь пусть станет нашим вечным спутником. Как сказал поэт, любви все возрасты покорны. Твой…»

Два других письма были подобны этому, не считая разве стихов, которые князь нарочно сочинил для Натальи. В этой поэзии было много искренней страсти, восклицательных знаков и горячих клятв — все то, что неизменно присутствует в подобного рода творчестве, литературу, впрочем, не обогащающем. Так что, воздержимся приводить их здесь.

Наталья целовала бессчетное количество раз эти послания, обливала их слезами, считала дни, оставшиеся до встречи, и еще терпеливее чем прежде выносила все домашние мытарства.

Но все на свете рано или поздно кончается. Все выше подымалось в полдень солнце, все жарче делались его лучи. Вот уж шумными потоками устремились по мостовой ручьи, сливаясь на потемневший лед Черной речки. А потом и лед тронулся, сошел снег. Обнажилась земля, обмытая дождем.

Настал первый день Пасхи. Наталья вместе с семьей отправилась в монастырскую церковь. Служба была долгой. Желая немного отдохнуть, размять ноги, Наталья вышла на воздух и направилась к монастырскому саду. Едва она ступила на землю, как кто-то взял ее за руку.

От неожиданности Наталья вздрогнула, повернула лицо и увидала князя. Все на нем было новое, золотом сияли эфес шпаги, эполеты, обшитый ментик.

Князь весело проговорил:

— Христос воскресе!

Наталья любовным взглядом окинула всю его могучую и благородную фигуру и в тон ему ответила:

— И воистину воскресе!

Он долго и крепко целовал ее руки, потом они вместе направились в сад Воскресенского монастыря. Счастливо улыбаясь, забыв обо всем на свете, радостно глядя в глаза друг другу, они говорили, говорили…

— Я дня на три-четыре покину Питер, — сказал князь, улыбаясь. — Скучно опять скакать в Гатчину, да 45 верст для кавалерии — пустяк. Вернусь, пойду к твоему, Наташа, отцу просить твоей руки. Потом представлю моим родителям. Я уже говорил с ними, они согласны и очень хотят тебя видеть. Уверен, что влюбятся в тебя. Да-с!

Наталья грустно улыбнулась:

— Они знают, что все мое приданое — несколько французских книг?

Князь горячо возразил:

— Вот и неправда! Твое бесценное приданое — твое золотое сердце, твоя красота, твоя чудесная душа. А главное — мы любим друг друга.

…На другой день дворник передал Наталье записку: «Моя душа, наши планы рухнули. Командир сегодня отправляет меня в Москву, ибо Государь и его семья должны вскоре прибыть в первопрестольную. Я обязательно должен вернуться обратно к Троице. За неделю, что будет до Петропавловского поста, посватаюсь. После поста сразу сыграем свадьбу. Я уже получил разрешение начальников, даже сам Государь пожелал мне счастья в брачной жизни. Горячо любящий тебя…»

Пришлось вновь ждать.

КАРТЕЖНЫЙ ОМУТ

Если бы досужий фантазер пожелал сочинить жуткий конец этой истории, то и тогда нельзя было бы придумать ничего страшнее того, что произошло на самом деле.

Все началось с братца Андрея. В каком-то клубе он вдребезги проигрался. Как на грех, за соседним столом в отличном настоении закончил игру сосед-домовладелец по Шестой линии Листер.