Наталья, прижимая рукой к груди белую ночную рубашку, вскочила с постели и взглянула на окно. На фоне светло-синего неба, освещенного полной луной, она увидела… фигуру мужчины. Плечи его шинели украшали эполеты.
Наталья с испугу чуть вскрикнула, заметалась по комнате, не зная, что делать: то ли звать на помощь, то ли накинуть на себя платье?
Но не сделала ни того, ни другого. Чиркнув серником, она зажгла свечу в шандале и поднесла ее к стеклу. Наталья увидела знакомое лицо, блестевшие в полутьме черные глаза, пышные усы и белозубую улыбку.
Князь с трудом держался на узком обледенелом карнизе и его уста беззвучно произнесли: «Откройте!»
Наталья, как была в спальной рубахе, бросилась снимать с подоконника герань. Она повернула бронзовые шпингалеты и рванула внутреннюю раму к себе. Хотя окно было заклеено на зиму, оно с легким скрипом открылось. С наружной рамой было сложней, но князь чуть сдвинулся влево и…рама распахнулась, обдав Наталью морозным воздухом.
Князь, продолжая, улыбаться, с трудом протиснулся плечами вперед в узкий проем, и гремя саблей, оказался в комнате. Окно было тут же плотно закрыто.
Князь сбросил на пол холодную шинель и протянул руки навстречу Наталье. Схватив ее кисть, он прижал ее к губам и долго-долго целовал. Слезы выступили на его глазах. Потом он выпрямился во весь свой хороший рост и с восторгом смотрел на нее. Они слились в поцелуе — долгом, долгом.
— Ты не сердишься на меня? — спросил князь, заботливо укутывая девушку одеялом.
— Нет, милый! Я так ждала тебя…
— И я тоже, долгих три дня.
— Я ждала тебя всю жизнь. И я знаю, что мы навсегда будем вместе. Ведь так?
— Клянусь! Я не посягну на твою честь. Мы пойдем с тобой к венцу. — И они вновь замерли в поцелуе. Счастливо вздохнув, он с нежностью заглянул в глаза девушки:
— Первый раз в жизни я испытал то настоящее счастье, которое может испытать смертный. Никогда не забуду этого мгновенья. Спасибо тебе!
Ласково улыбаясь, она спросила:
— Как ты узнал мое окно?
Князь, опираясь на саблю, негромко засмеялся:
— При помощи рубля и вашего дворника. Потом он вдруг погрустнел и произнес:
— Я ведь пришел проститься с тобой. Она округлила глаза, губы ее задрожали:
— Как? Почему?
— Командируют в Гатчину. В царском дворце буду охранять Государя.
— Надолго?
— Увы, до самой весны. Обещают на Пасху сюда вернуть. Служба!
— Буду с нетерпеньем ждать.
— Вернусь, пойду к твоему отцу… Кстати, кто живет в угловой комнате?
— Моя старшая сестра.
— Ой, неудобно! Я влез нарочно возле ее комнаты по водосточной трубе. Там я снег примял, так что не догадаются, что к тебе был ночной визит.
— Если бы к Елизавете кто ночью забрался в окно, так она всем об этом рассказывала и гордилась, как Георгиевским крестом.
Князь нежно обнял Наташу:
— Прощай, моя ласточка! Будет случай, дам о себе весть.
Вновь распахнули окно, вновь увидали морозное небо в ярких звездах. Князь встал на карниз, дошел до угла и спрыгнул, глубоко уйдя сапогами в сугроб.
Повернувшись к Наташиному окну, приветливо помахал рукой, зная, угадывая в темноте, что она смотрит на него:
— До встречи, милая! Я очень тебя люблю.
МОНАСТЫРСКИЙ САД
Зима тянулась томительно долго. Дворник Яков три раза тайно передавал Наталье весточки от князя, который с оказией посылал их из Гатчины. Наши предки были людьми замечательными во всех отношениях: не терпели лжи, более всего ценили честь, уважала достоинство возлюбленной, на поле брани смерть предпочитали поражению и стрелялись из-за женщин. |