Это был замечательный спектакль для гимназисток, а для семьи педагога — полное разорение и конец карьеры Генриха Леопольдовича. С той поры Скобло-Фомины перебивались на ничтожные проценты с незначительного капитала Дарьи Семеновны.

Вот по причине этой несчастной амурной связи и выпихнули Елизавету замуж за тюремного командира. Молодые, кстати, имели квартиру при пересыльном замке. Так что целый день дочь экс-педагога могла слышать звон кандалов и получать тяжелые впечатления от вида серых тюремных бушлатов.

Чтобы слегка развеять сии грустные переживания, Елизавета вступила в любовную связь с одним молодым надзирателем. Тот по пьяной лавочке похвалился об этом начальнику корпуса. Последний по долгу службы донес обо всем самому мужу. Муж выследил шалунов, забравшихся для своих упражнений в пустовавшую камеру. Что было дальше? Думаю, самой смелой фантазии не хватит, чтобы догадаться о том наказании, которому подверг блудников ревнивец. Разъяренный начальник замкнул висячим замком узилище, ключ спрятал себе в карман и приказал кормить преступников против семейной нравственности раз в сутки:

— А я посмотрю, потянет ли их на блуд после хлеба и воды.

С великим изумлением, дня два в смотровую дыру он наблюдал, как новые зеки продолжали свои упражнения на нарах, укрывшись тюремным суконным одеялом. Одеяло было отобрано. Упражнения не прекратились. Правда, паузы между ними становились все больше и больше. Начальнику надоело это обезьянье бесстыдство и он пинком вышиб блудников: бывшую жену — к родителям, надзирателя — со службы. Справедливость восторжествовала!

Эти приключения заставили смеяться весь Петербург. Они же лишили надежд: папашу — устроиться на приличное служебное место, а дочку — найти достойного мужа.

Отвечая на отцовские упреки в безнравственности, Елизавета огрызалась:

— Вы, папаша, на себя оборотитесь! А в супружество я и сама не желаю! Мне все мужики гадки. Я, знаете ли, устала от их ухаживаний.

Последние утверждения вряд ли были справедливы. По причине бедности, чтобы не принимать у себя, Скобло-Фомины почти никуда не выезжали. Елизавета целые дни проводила в четырех стенах и ухаживать за ней было некому.

Характер у нее до крайности испортился. Она срывала ожесточение на семейных, и в первую очередь на безответной Наталье.

ПЕРВЫЙ ПОЦЕЛУЙ

Наталья совершенно выпадала из этого своеобразного ансамбля и была домашней мученицей. Она ходила на базар и таскала тяжеленные корзины, помогала по кухне и за столом разливала чай. Подобно пушкинской Лизавете Ивановне из «Пиковой дамы», она была виновата за большие расходы по хозяйству, за плохую погоду, за то, что братец Андрей пьянствует и тащит из дома каждую копейку. А она была самолюбива, тяжело переживала нищету и рваные платья и горячо молила Бога, чтобы какой-нибудь добрый человек избавил ее от этого ада. Сколько тайных и явных слез пролила она, но избавитель не спешил явиться.

И вдруг — влюбленный взор блестящего полковника! Он сказал, что найдет ее, и Наталья свято верила этому обещанию. Найдет не для того, чтобы надсмеяться над ней, — для того, чтобы повести ее под венец. А уж она станет самой нежной и самой верной женой! Их дом будет полной чашей, счастье принесут маленькие детишки — пусть их будет много. Она очень любит детишек.

— Итак, на третий день рождества, уже описанного нами, Наталья, помолившись Богу, попросив в своих девичьих молитвах о скорой встрече с возлюбленным, притушила тусклую сальную свечу в медном шандале и легла в холодную постель, зябко кутаясь под тонким одеялом.

Как и предыдущие ночи, Морфей долго не смеживал ее очи. Девушка уносилась в сладких мечтах к своему возлюбленному. Вдруг ее покой нарушили какие-то звуки под окном и — невероятно! — в ее окно, расположенное на высоком втором этаже, кто-то осторожно постучал.