Читатель может задать законный вопрос: что стало с чернильницей Императрицы? Поначалу это сокровище попало к законной владелице — баронессе Годе. Но не прошло и двух месяцев после похорон барона, как к вдове пожаловал… сам Егор Александрович Гинкель. Он выразил сочувствие ее невосполнимой потере, а уж потом — желание приобрести чернильницу.

Как и у Екатерины Великой, сей предмет, лишь при одном взгляде на него, вызывал у вдовы неприятные впечатления. По этой причине сделка состоялась, мортира переехала в Москву. Правду сказать, эта роскошная штучка заставила коллекционера часть своего дела уступить новому компаньону по фамилии Н.Феттер. Если вы любитель листать старые рекламные каталоги, то уже в тех, что появились в 1895 году, вы найдете фирму «Диана» под двумя фамилиями.

ЛИЦО ПОД ВУАЛЬЮ

НЕИЗВЕСТНЫЙ ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬ

Душноватый день сменялся прохладным вечером. Листок настольного календаря пристава 2-го полицейского участка Александро-Невской части Соколова показывал: «4 июля, четверг, 1896 год».

Устало потянувшись, подполковник снял телефонную трубку, назвал свой домашний номер и вскоре услышал мягкий родной голос жены:

— Аполлон, это ты?

— Так точно, — шутливым тоном ответил Соколов. — Через минут пятнадцать буду дома. Голоден яко волк. Прикажи, чтобы накрывали ужин.

Но не зря говорится, что сыщик предпологает, а начальство располагает. Едва Соколов дал отбой, как телефон задребезжал.

— Аполлинарий Николаевич — он сразу узнал голос начальника сыскной полиции Петербурга полковника Вощинина. — Ты на месте? Вот и отлично! Приезжай-ка ко мне. Есть повод отличиться. Я ведь помню, как ты с блеском распутал убийство барона Годе и разыскал чернильницу Екатерины Великой. Не исключаю, что нынешнее дело окажется похлеще. Так что, милый друг, лети сизым голубком ко мне на Офицерскую. И не гневайся, что так поздно покоя не даю тебе: дело, кажется, не терпит отлагательств!

Через пять минут Соколов катил на служебных дрожках к начальству. Статный красавец, брови с орлиным размахом, взгляд огневой, грудь колесом — дамы тайком останавливали на нем восхищенные взоры.

Был он прирожденным сыщиком. Уже в гимназии отличался большой физической силой, острым умом, отчаянной храбростью, веселым нравом и умением располагать к себе людей. И хотя юный Аполлинарий порой откалывал такие штуки, за которые любого другого с позором бы изгнали из гимназии, однако все добрые качества помогли ее закончить с золотой медалью, а затем и юридический факультет универтитета.

Мог сделать хорошую карьеру, получая чины и награды по министерской линии, но отправился в полицию. Звезд здесь не хватали, получали лишь нагоняи от начальства, да порой нарывались на бандитский нож или пулю. (Последнее, впрочем, относилось лишь к самым отчаянным — сыскарям.) Но Соколов имел главную радость — уважение товарищей по службе. Более того, даже в бандитской среде к нему относились с почтением и страхом, рассказывая легенды о его отчаянной храбрости.

Вощинин отрывал пристава от основной полицейской деятельности лишь в исключительных случаях. Вот и теперь, встретив Соколова, он протянул ему какое-то письмо:

— Сегодня пришло по почте. Дело, кажется, не шуточное.

Соколов вопросительно посмотрел на шефа:

— Кто автор?

— Наивность, тебе, милый человек, не свойственная! «Автор!» Коли бы знал, так тебя не звал бы.