Доминирующей составляющей, как правило, был страх. Эти люди умирали от ужаса перед тем, что ожидает их на любом из редких клочков неверной тверди, за любым спутанным клубком болотной травы-проволочницы, в любой подозрительно спокойной луже. И они пришли сюда, чтобы выдавить из себя этот ужас — заплатив за эту радость приличные деньги. Поэтому другой составляющей была ненависть — к себе, к одолевающему ужасу, к тому, что их ожидает. В таком состоянии человек терял остатки тормозов. (В фирме сказали: нередко охотники забывали о добыче и палили во все, что движется. В любую тень, в белый свет как в копеечку… друг в друга.) На этом уходящем из-под ног полигоне никому нельзя было подставлять спину.
Вдобавок Кратов надеялся, что когда циклоп окажется неподалеку, он сможет почувствовать и его. Он как-то испытывал себя, и ему без труда удалось прочитать эмофон кита-касатки, слона и гориллы по имени Отец Тук. С определенным усилием он настраивался на эмоции Полкана и Мавки. (Никогда ему не везло с кошками. Эти хитрые твари словно обитали в другом психогенном измерении, наглухо отгородившись от людей, с которыми, казалось бы, тысячи лет делили кров и стол. И тут ничего нельзя было поделать.)
Наивно было бы полагать, что среди пятидесяти охотников не найдется никого, кто обладал бы теми же навыками. Особенно подозрителен в этом смысле был Белый Саван. И то, что читалось сейчас в эмофоне Кратова, красило его столь же мало, как и всех остальных. Тот же подлый страх, та же ненависть, то же зоологическое возбуждение, ни в каком родстве с благородным чувством азарта не состоявшее…
— Ы-ы-а-а-а!..
Метрах в десяти — и, что самое удивительное, во встречном направлении, — мимо Кратова пронеслось нечто бесформенное, истошно вопящее и ведущее беспорядочную стрельбу во все стороны. Над головой коротко и неприятно просвистело, перед самым носом скида выплеснулся фонтанчик от разрыва.
— Идиот сучий, мать твою в хобот! — проорал просто так, в пространство Кратов.
Между тем, светало. Над незримой линией горизонта где-то по ту сторону Пангелоса показался красноватый шар солнца, до неприличия размытый струями испарений. По условиям контракта все должно было завершиться до полного восхода. Как только светило целиком выкарабкается из трясины, а непроглядное марево осядет, загонщики на тяжелых гравитрах начнут собирать тех, кто уцелел. Брать каждого за шкварник и затаскивать на борт, согласен он на то или нет. По кратовским расчетам, веселью оставалось длиться чуть меньше часа.
— … Дистанцию блюдите, не сбивайтесь в кучу, как стая трески!.. — оглушительно грянуло с небес.
Несколько секунд спустя это нелепое повеление повторилось теми же словами над совершенно пустым местом. Откуда оно исходило, понять было невозможно. Какой-нибудь кроха-автомат, которому все равно — что и кому приказывать.
Кратов старался держаться в стороне от острия погони. На то у нее были свои соображения. Что бы там ни плел Белый Саван, никакого циклопьего воя он не слышал. По его представлениям, все звуки, какие была способна издавать эта тварь, должны были лежать за порогом человеческого восприятия, в области низких частот. (В фирме сказали: вы сразу поймете, что циклоп рядом. Это ни с чем не спутать. Ни с того ни с сего вы обезумеете от страха, и это значит, что вы его нашли — или он вас. Вот здесь в контракте отметьте, что сами отвечаете за свое благополучие). Хотя, может быть, именно это Белый Саван и имел в виду.
Если циклоп и впрямь поет свои песенки в инфразвуковом диапазоне, то лучше держаться в стороне от охваченной самыми низменными страстями охотничьей орды, над которой полощется грязно-коричневое знамя злобы и страха, а впереди катится неумолчный воинственно-панический рев, упреждая всякого о приближении опасности. Циклоп постарается обойти эту слепую угрозу стороной. |