В конце концов мы прошли через все это, но я продолжаю то и дело попадать в разные переделки, что наводит Анжелу на мысли, будто я по‑прежнему испытываю ее терпение.
Как, например, в тот раз, когда я явилась к ней, избив кассира в гостинице «Харбор Риц» в первый же день моей работы курьером.
При взгляде на меня сердца мужчин, конечно, не замирают, как при взгляде на Анжелу, но по части внешнего вида со мной всегда все в порядке. Лучшее во мне – это, по‑моему, волосы. Не такие длинные, как у Анжелы, но такие же густые. Джеки – диспетчер в нашей конторе – говорит, что они напоминают ей прически, которые носили в шестидесятые годы. Я уже говорила, что наши служащие живут в своем исчезнувшем времени? Я никогда не брала на себя труд объяснять им, что шестидесятые были и прошли и возвращается только их стиль.
Как бы то ни было, у моих каштановых волос красивый золотистый оттенок, и они доходят почти до середины спины. И с фигурой у меня все в порядке, хотя я похожа скорее на Вайнону Райдер, чем, скажем, на Ким Бесинджер. Тем не менее парни иногда заглядываются на меня, особенно теперь, когда я больше не выгляжу подмастерьем старьевщицы. Кассир в «Харбор Риц» ничего обо мне не знал. Он видел перед собой девушку‑рассыльную, принесшую какие‑то документы, и решил меня осчастливить. То ли он долго постился, то ли вообразил, будто бедные женщины, не имеющие между ног такого приспособления, как у него, просто умирают от желания, чтобы он их полапал. Это он и попытался проделать, когда я попросила его расписаться за полученный конверт. Он втолкнул меня в свой кабинет, закрыл дверь, привалился к ней спиной и потянул меня к себе.
Что мне оставалось делать? Я посильней размахнулась и кулаком сломала ему нос.
Он, конечно, поднял бучу, почему, мол, мне верят, а ему нет, и так далее и тому подобное. Но фирма оказала мне действенную поддержку, да и Анжела вцепилась в этого парня так, словно была генералом и, проходя по территории военных действий, обнаружила приклеившийся к подметке использованный презерватив. Я сохранила свое место на работе, и меня не арестовали, чем мне грозил кассир, но ведь история вышла препротивная, разве нет?
Выражение лица Анжелы, казалось, говорило: «Надеюсь, ничего похожего на прошлый раз? Но когда ты появляешься, меня тут же одолевают дурные предчувствия…»
«Нет, больше ничего такого не было», – хотела я ответить ей, но что сказать дальше, придумать не могла. Не могла точно объяснить, что донимает меня теперь. Рассказать ей о Ширли, о тревоге, которая меня гложет, – о чем говорить‑то?
Меня так и подмывало привести с собой всю свою семью, ведь я провожу с ними так мало времени, но я удовольствовалась одним Рэкси – за ним легче уследить. А когда не спускаешь глаз с шести собак, да еще и с Томми, думать трудновато.
Правда, сегодня, будь я даже в одиночной палате, обитой войлоком, мне все равно было бы трудно думать.
Я села на кушетку, и Анжела тут же встала из‑за стола, обошла его и устроилась на другом ее конце. Рэкси вел себя безукоризненно. Он лизнул руку Анжеле, когда та потянулась погладить его, а потом свернулся калачиком у меня на коленях и сделал вид, будто спит. Я знала, что он притворяется, потому что у него подрагивали уши, а этого не бывает, когда он действительно отключается.
Мы с Анжелой сперва поболтали о том о сем, в ее присутствии всегда расслабляешься, но в конце концов подошли к главному – зачем я явилась?
– У меня проблема, – проговорила я, думая о Ширли, но понимая, что дело не в ней. Мне хотелось снова оказаться с ней рядом, неважно, живая она или мертвая.
– Проблема на работе? – спросила Анжела, когда я смолкла.
– Не совсем.
Анжела смотрела на меня, слегка озадаченная, но и заинтригованная.
– В школе у тебя хорошие отметки. |