Владимир Гораль. Боцман и Паганель, или Тайна полярного островаПриключения моряка Паганеля – 1
Если радость на всех одна, на всех и беда одна. В море встает за волной волна и за спиной спина. Здесь, у самой кромки бортов, друга прикроет друг. Друг всегда уступить готов место в шлюпке и круг. "А над морем небо чище, даже в шторм и ненастье. Даже если закрыто тяжелыми, свинцовыми облаками. Мне кажется, что душам моряков, коль нет на них греха большого, куда как проще оказаться пусть не в раю, но все же, по дороге к Свету. И не во сне… "
Глава 1. «Купель»
— «Паганель, шевели помидорами, салабон!» — зычно гаркнул дюжий матрос, зловеще помахивая в воздухе окровавленным шкерочным ножом. Я стоял в дощатом рыбном ящике в просторных грязно-оранжевых рокен-буксах (брезентовой робе). Стоял я, стараясь не упасть — на раскоряку, весь из себя молодой и красивый в съезжающей на лоб зелёной пластиковой каске, по колено в прыгающей и пахнущей огурцами крупной, свежевыловленной треске. «Жуковск» — наш ржавый рыбачок, потерявший покой после подъема трала, встал носом на волну. А вахта — пятеро матросов палубников принялась шкерить (разделывать) улов. Погода была свежая — предштормовая и судно, то задирало нос вверх, обнажая щербатый форштевень, то словно жёлтая субмарина, зарываясь в волну, браво шло на погружение. Я исполнял славные обязанности подавалы. Заключались — же они в том, чтобы в «темпе вальса» подбрасывать трех — пяти килограммовых рыбин под палаческий тесак матроса — «головоруба». От нашей с ним расторопности зависело, будут ли вдоволь обеспечены обезглавленной рыбой трое опытных шкерщиков. Если же они начнут простаивать, то откроют рты и начнут «Говорить». Тут уж мало не покажется. Услышь их в этот момент какая-нибудь случайно проплывающая мимо беременная акула и у неё непременно случился бы выкидыш. Я никогда не отличался особой сноровкой и сейчас у меня были проблемы. Если бы только у меня, проблемы были у всей моей смены. Дело в том, что для того, чтобы быстро и качественно переработать улов, поднять трал и приняться за следующий, вахта (смена) должна быть опытной и сработанной. В противном случае, а благодаря мне он был точно противным, выработка снижалась ну и заработок соответственно. Пока же скорбное поприще помощника палача давалось мне не слишком. В своем первом рейсе я узнал о себе много нового. Помимо банальностей в адрес моей мамы, мне открылась тайна моего происхождения. По мнению моих коллег среди моих предков были не только обычные животные, но и какие-то неизвестные науке приматы — дрочеры-гамадрилы и мартыны косорукие. Наш старпом — тучный бородатый мужчина лет пятидесяти пяти походил на слегка опустившегося Хэма (Хэмингуэя). Имя как и судьбу он имел трудное: Владлен Георгиевич Дураченко. По причине сложности последнего, отзывался он на Георгиныча. Был он человек эрудированный и как многие моряки начитанный, а потому выражался порой весьма литературно. Вдоволь налюбовавшись из штурманской рубки на мои кувыркания в рыбном ящике, он торжественно произнес по громкой связи: «Картина маслом, неизданные главы из романа „Война и Мир“ — Пьер Безухов, Дуэль с треской». По настоящему на меня не злились. Многим из экипажа я годился в сыновья и видимо будил здоровые родительские инстинкты, слава богу, что не другие, впрочем тогда это еще не вошло в моду. Виноват был матрос по причине чрезмерных возлияний тупо опоздавший на отход в рейс. Меня же в срочном порядке выслали на замену опоздавшему из вахтенного резерва отдела кадров. С бортом 2113 «Жуковск» свела меня как видно судьба. Но это я понял позже. |
