Изменить размер шрифта - +
Хоть лавочку открывай. Солоноватое правда все, от морской воды, наверное… Ну, поели. А тут и вечереть начало. Красиво! С одной стороны — джунгли, с другой — саванна. Вы никогда закат в саванне не видели? Зря! Прямо скажу — зря! На фоне огромного диска заходящего солнца по темной пустыне бродят антилопы, слоны… Впечатляющее зрелище! Только нужно быть в душе художником, чтобы это по достоинству оценить. А Балласт, к сожалению, оказался натурой не такой утонченной. Сидит-зевает.

Ладно, думаю, действительно, спать пора, нам завтра еще до Кейптауна добираться. Огляделся, смотрю — растение какое-то странное невдалеке. То ли выросло недавно, то ли не замечал раньше. Думаю, пустынное, наверное. Ствол такой из песка торчит, а крона на земле лежит. Пушистая. Самое подходящее место для ночлега. Балласт первым залез. Завалился в листья и тут же уснул.

А я лежу, моргаю. И сна ни в одном глазу. Как назло. Потом еще комары откуда-то появились, кусать начали. Помощник мой спит, хоть бы хны. Я даже какую-то обиду, что ли, почувствовал. Рядом товарищ мучается, а он спит. Тут еще гиена где-то хохотать начала. Я, вообще, человек не пугливый, но тут, сознаюсь, жутко стало. Потом гиена замолчала, кукушка куковать начала. Ну, стал я считать, сколько мне на роду написано.

До утра куковала. Правда, с перерывами, но до утра. У меня две тысячи семьдесят пять вышло. Что-то многовато получилось. Тогда я подумал, а, может, это у нее не года, а месяцы, или, того хуже, дни? Тогда совсем мало. Потом махнул я на это дело и овец считать начал. И что бы вы думали? Уснул. Так что, имейте в виду, овцы, они надежнее.

А утром просыпаюсь я от ощущения, что меня мелко, но часто подбрасывают, как макароны в дуршлаге. Открываю глаза и вижу, понимаете ли, проносящийся мимо африканский пейзаж. Реки, саванны, леса. А рядом со мной Балласт на нашем транспорте стоит в растерянности, с пуком страусиных перьев в руке. Я, естественно, интересуюсь, в чем дело и почему мы, так сказать, перемещаемся? Ну, помощник мой и рапортует, что, мол, утром хотел меня от солнца укрыть, чтобы не напекло. Только листики сорвал, а наш «кустик» как подпрыгнет и понесся галопом. Поглядел я вперед, а там страусиная голова, и под нами ноги толстые мелькают. Так и есть — едем на страусе.

Вы, молодой человек, может, слышали, что страусы во время опасности голову в песок прячут? Вот и ночуют также. А то, что я за ствол и крону принял, шеей оказалось, с телом и оперением. То-то я чувствовал, что спать больно мягко. Как на перине. Вот так-то! Ну, сверил я по солнцу наши координаты. Оказывается мы уже от Кейптауна недалеко и притом едем в нужную сторону с приличной скоростью. Шнурков десять делаем, не меньше.

Вы, может, знаете, что моряки скорость шнурками измеряют? Нет? Тогда объясню. Матросы на корабле специальный столб держат — штангельшнурок. А на нем шнурки висят связанные. Двадцать штук. И вот, чем быстрее судно идет, тем встречный воздушный поток сильнее их развивает. Если скорость слабая, то и полощутся, только один-два из десяти. А коли на полном ходу, то тут уж могут и все двадцать флагом вытянуться. Ну, едем, а я продолжаю пополнять образование моего воспитанника. «Вот это жираф, — говорю, — вон то — леопард, на дереве. А тот, что с волосами на голове, на манер короны, это лев — царь зверей».

Тем временем страус наш все дальше несется, ничего впереди не видит, то ли от страха, то ли от плохого зрения — уж не знаю. Только вдруг нырнул зачем-то в кусты какие-то. Потом оврагами побежал. Мы вцепились мертвой хваткой в перья и думаем о том, чтобы только не вывалится или чтоб нас какая ветка с нашего «скакуна» не смахнула. А тот выскакивает вдруг на проезжую часть и к городу — во все лопатки. И мы на нем, как два олуха. В плавках. Сначала я расстроился, что мы в городе вот так появляемся, а потом попробовал наше перемещение направлять.

Быстрый переход