|
От общей части своего письма я не собираюсь отказываться. Должен ли я, стало быть, заявить, что несправедливы и ложны восемь пунктов частной части моего письма? Так они все справедливы. Должен ли я сказать, что часть пунктов уже устранена, исправляется? Так ни один не устранён, не исправлен. Что же мне можно заявить? Нет, это вы расчистите мне сперва хоть малую дорогу для такого заявления: опубликуйте, во-первых, моё письмо, затем – коммюнике Союза по поводу письма, затем укажите, что из восьми пунктов исправляется, – вот тогда и я смогу выступить, охотно. Моё сегодняшнее заявление о «Пире победителей», если хотите, тогда печатайте тоже, хоть я не понимаю ни обсуждения украденных пьес, ни опровержения ненапечатанных писем. 12 июня здесь, в Секретариате, мне заявили, что коммюнике будет напечатано безо всяких условий, – а сегодня уже ставят условия. Что изменилось?
Запрещается моя книга «Иван Денисович». Продолжается и вспыхивает всё новая против меня клевета. Опровергать её можно вам, но не мне. Только то меня утешает, что ни от какой клеветы я инфаркта не получу никогда, потому что закаляли меня в сталинских лагерях. Федин: Нет, очерёдность не та. Первым публичным выступлением должно быть ваше. Получив столько одобрительных замечаний вашему таланту и стилю, вы найдёте форму, сумеете. Сперва мы, а потом вы – такая реплика не имеет твёрдого основания. Твардовский: А само письмо будет при этом опубликовано? Федин: Нет, письмо надо было публиковать тогда, вовремя. Теперь нас заграница обогнала, зачем же теперь? Солженицын: Лучше поздно, чем никогда. И из моих восьми пунктов ничего не изменится? Федин: Это потом уже посмотрим. Солженицын: Ну, я уже ответил, и всё, надеюсь, застенографировано точно. Сурков: Вы должны сказать, отмежёвываетесь ли вы от той роли лидера политической оппозиции, которую вам приписывают на Западе? Солженицын: Алексей Александрович, ну уши вянут такое слышать – и от вас: художник слова – и лидер политической оппозиции? Как это вяжется? Несколько коротких выступлений, настаивающих, чтобы Солженицын принял сказанное Фединым. Голоса: Он подумает!.. Солженицын ещё раз говорит, что такое выступление ему первому невозможно, отечественный читатель так и не будет знать, о чём речь. (Запись велась в ходе заседания А. Солженицыным.) Союз Писателей СССР Правление № 3142 Товарищу А. И. Солженицыну
25 ноября 1967
Уважаемый Александр Исаевич!
В ходе заседания Секретариата Правления Союза Писателей СССР 22 сентября с. г., на котором обсуждались Ваши письма, наряду с резкой критикой Вашего поступка товарищами высказывалась доброжелательная мысль о том, что Вам необходимо иметь достаточную по времени возможность тщательно обдумать всё, о чём говорилось на Секретариате, и уже затем выступить публично и определить Ваше отношение к антисоветской кампании, поднятой недружественной зарубежной пропагандой вокруг Вашего имени и Ваших писем. Прошло два месяца. Секретариату хотелось бы знать, к какому решению Вы пришли. С уважением К. Воронков По поручению Секретариата Секретарь Правления Союза Писателей СССР В Секретариат Союза Писателей СССР
1 декабря 1967
Из Вашего № 3142 от 25.11.67 я не могу понять:
1) Намеревается ли Секретариат защитить меня от непрерывной трёхлетней (мягко было бы назвать её «недружественной») клеветы у меня на родине? (Новые факты: 5.10.67 в Ленинграде в Доме Прессы при многолюдном стечении слушателей главный редактор «Правды» Зимянин повторил надоевшую ложь, что я был в плену, а также нащупывал избитый приём против неугодных – объявить меня шизофреником, а лагерное прошлое – навязчивой идеей. |
