Я бы выразил недоумение, какими человеческими или юридическими соображениями можно руководиться, чтобы препятствовать мужу жить с женой, отцу – со своими крохотными сыновьями, если бы не знал хорошо и из долгого опыта, что ни тех ни других в нашем государственном устройстве просто не существует.

Оскорбительный принудительный «паспортный режим», при котором место жительства избирает не сам человек, а за него начальство, при котором право переехать из города в город, а особенно из деревни в город надо заслужить как милость, – вряд ли существует даже в колониальных странах сегодняшнего мира. Но за 42 года от него уже пострадали и каждый день страдают миллионы моих сограждан. При нынешней широкой дискуссии о свободе эмиграции для тысяч насколько ж разительно безправие миллионов выбирать местожительство и род деятельности даже в пределах собственной страны! Это безправие ещё усилено законом 1973 года (Совмин, 19 июня): даже временная поездка крестьянина на сезонную работу запрещена без колхозного отпущения.

Я пользуюсь случаем напомнить Вам, однако, что крепостное право в нашей стране упразднено 112 лет тому назад. И говорят, Октябрьская революция смела его последние остатки.

Стало быть, в частности и я, как любой гражданин этой страны, – не крепостной, не раб, волен жить там, где нахожу необходимым, и никакие даже высшие руководители не имеют владельческого права отторгнуть меня от моей семьи.

Солженицын

ИЗ ИНТЕРВЬЮ

агентству «Ассошиэйтед пресс» и газете «Монд»

Москва, 23 августа 1973

Правда ли, что Вы получаете письма с угрозами и требованиями от гангстеров?

Не столько с требованиями, сколько именно с угрозами, – расправиться со мною и с моей семьёй, да. Этим летом такие письма приходили ко мне по почте. Не говоря о просчётах психологических, многие и технические просчёты авторов убедили меня, что эти письма посылали деятели Госбезопасности. Тут – и невероятная скорость доставки этих «бандитских» писем – менее чем за одни сутки, как идут лишь письма важнейших правительственных учреждений (обычная почта ко мне по Москве идёт 3–5 суток, а письма сколько-нибудь важные, срочные и полезные мне не доставляются вообще никогда). Тут и – такая спешка, что заклейка конверта производилась после (!) штампа почтового приёма. Тут – и терминологические ошибки. Например, последнее такое письмо от 30 июля:

«Ну, сука, так и не пришёл?! Теперь обижайся на себя.

Правилку сделаем. Жди!!!»

Имитируя воровской жаргон, но не зная его достаточно, авторы употребляют слово «правилка», что означает суд и расправу воров над своим же виновным или изменившим вором, и никогда над «фраером», то есть вольным человеком остального презренного мира, – те люди по мнению воров недостойны «правилки», их просто убирают.

Такого рода «бандитский» маскарад для сотрудников ГБ не так уж и нов: известны случаи с ненаказуемыми «хулиганами», избивающими на улицах неугодных инакомыслящих, вырывающими портфели у корреспондентов, разбивающими стёкла иностранных автомашин. После того как кампания заочной клеветы против меня провалилась, вполне можно было ожидать бандитского маскарада.

А вот случай с Майклом Скэммелом, редактором «Индекса», после отъезда из СССР он передал мне этот эпизод. На аэродроме в Шереметьеве он подвергся трёхчасовому обыску, у него были найдены его памятные записи о поездке. Вести такие записи считается по понятиям всечеловеческим – естественным, по советским понятиям – преступным.