В то тревожное начало сентября я задался планом забрать свой роман из «Нового мира»: потому что придут, откроют сейф и… Рано всё было затеяно, надо спешить уйти в подполье и замаскироваться математикой.

6 сентября я был у Твардовского на даче вопреки его вернувшейся болезни. Тяжёлыми шагами он спустился со второго этажа, в нижней сорочке, с несветлыми глазами. Даже с трезвым мне было бы сейчас трудно объясняться с ним, а тем более с таким. Он оседлал только главные свои обиды, а остального не видел, не слышал, не воспринимал.

– Я за вас голову подставляю, а вы…

Да и можно его понять: ведь я ему не открывался, вся сеть моих замыслов, расчётов, ходов была скрыта от него и проступала неожиданно.

В путаном разговоре, не собираемом ни к какому стержню, А. Т. выговаривал:

– что я не имею права действовать самостоятельно, «не посоветовавшись» (то есть не спрося дозволения);

– что я не должен был разрешать «Крохотки» «Семье и школе»;

– а ещё – о бороде! о бороде…

Вот удивительно засела в нём эта борода. Колебались царства, и головы падали, а он – о бороде… Впрочем теперь, по пьяной откровенности, объяснил:

– Говорят, вы хотите скрыться…

– Кто говорит? Кого вы слушаете?

– Я не обязан вам отвечать… Говорят: он носит бороду неспроста… Удобный способ перейти границу…

– Да в чём же борода помогает перейти границу?!

– А – сбрить и незаметно перейти.

Расплывчатый пьяный прищур, заменяющий многознание и догадку… Заодно высказывает А. Т. и как говорят в «отделе культуры» ЦК: что, наверно, я сам передал «Крохотки» в «Грани».

Мне горько стало. Не потому, что так говорят обо мне в «отделе культуры», а что Твардовский захвачен этим сам и не имеет силы сопротивляться.

Всё же я кое-как пробил своё: хочу забрать «Круг». «Для переделки синтаксиса»…

Не верит.

Открываюсь: не считаю надёжным их сейф.

Это дико ему, – что ж может быть надёжней сейфа в официальном советском учреждении?! Хоть я и автор, но закабалённый договором, и журнал имеет право не отдать мне романа. Тем более что я настаиваю забрать подчистую все четыре экземпляра, распечатанных в редакции.

Но А. Т. – добр, верит мне и, как ему ни жаль, обещает назавтра разрешительный звонок в редакцию – чтоб отдали.

Ну, кажется, всё хорошо. Мне бы только пересидеть Железного Шурика! Рано я вылез… Рано…

7 сентября из редакции с трудом добиваюсь Твардовского к дачному телефону. Голос его слаб, но осмыслен, не вчерашний. Он ласково просит меня: не берите, не надо! У нас – надёжно, не надо! Хорошо, возьмите три экземпляра, оставьте один.

Ему – как матери отпускать сыновей из дому. Хоть одного-то оставьте!..

И ведь разумно! И редакция – имеет право.

Но я – одержим: мне нужны все! (Я вижу лучше! я вижу дальше! я решил! Я помню, как роман Гроссмана забрали именно из новомирского сейфа.) Суетливость моя! Вечно меня подпирает, подкалывает предусмотреть на двадцать ходов вперёд.

Забираю все четыре. Отпечатанные с издательским размахом, они распирают большой чемодан, мешают даже замкнуть его.

С чем бы другим, секретным, я сейчас поостерёгся, пооглянулся, замотал бы следы. Но ведь это – открытая вещь, подготовленная к печатанию. Я только уношу её из угрожаемого «Нового мира».