Свинерд поразмыслил над словами Старбака, а потом покачал головой.

- Но ведь я нарушил приказ. Дело, конечно, не в этом, потому что Фалконеру в любом случае плевать на брод Мертвой Мэри. Он просто хочет от меня избавиться. Разве вы не понимаете? Дело не в том, что я сделал или чего не сделал, всё потому что я нажил себе врага. И вы тоже. Богач с нами поквитался, Старбак, и мы ничего с этим поделать не можем.

- Можем, чёрт возьми! - настаивал Старбак. - Фалконер не командует этой чёртовой армией, ей командует Джексон, и если Джексон скажет, что вы правы, а Фалконер ошибался, то не будет иметь значения, хоть бы мы не подчинились и приказам самого Джорджа Вашингтона. Даже все деньги Фалконера этого не изменят, но скажу вам одну вещь: если вы предстанете перед лицом Старины Безумного Джека с похмелья или будете дышать на него виски, вас выкинут из армии быстрее, чем вы плюнуть сможете, - Старбак замолчал и протянул руку. - А теперь, чёрт возьми, полковник, отдайте мне виски.

Свинерд нахмурился.

- Почему Джексона должно заботить, что с нами произошло?

- Потому что мы заставим его. Мы скажем ему правду. Так что отдайте бутылку.

Он по-прежнему протягивал руку.

- Давайте же! У меня в горле пересохло!

Свинерд протянул бутылку, но вместо того, чтобы отдать ее Старбаку, перевернул вверх дном, так что жидкость с бульканьем полилась на сосновый пол палатки и заструилась по щелям в землю. Когда бутылка опустела, Свинерд выпустил ее из рук.

- Нам предстоит битва, Старбак, так что давайте будем трезвыми.

- Сукин сын, - сказал Старбак. Наполнивший палатку запах виски был таким соблазнительным. - Я хотел выпить.

- А завтра будете трезвым, - ответил Свинерд. Где-то вдали прогремел гром. Часовой чихнул, а полковник закрыл глаза в молитве. Он выстоял перед искушением и поборол отчаяние. И теперь, как солдат, которым, как он знал, он должен быть, приготовился сражаться.

Безумный Сайлас начал оттаскивать поваленные деревья от дороги, что вела через лес на север. Это была тяжелая работа, особенно учитывая, что в мешке, привязанном к шее, он нес череп своей дорогой Мэри и не хотел слишком сильно его ударять, чтобы ей не навредить. Он разговаривал с ней во время работы, рассказывал, что расчищает дорогу, потому что об этом попросили люди в синих мундирах, а люди в синих мундирах обещали, что всем чернокожим заживется лучше, когда синие побьют серых, и даже несмотря на то, что люди в сером вежливо с ним обращались и даже дали Безумному Сайласу несколько сигар, он по-прежнему верил всадникам в синем, потому что одним из людей в синем был молодой мастер Харлан Кемп, сын старого мастера Кемпа, который дал Сайласу свободу.

К первым лучам зари Сайлас расчистил всю проселочную дорогу. Потом, очень осторожно, он прокрался к берегу реки и к своему удивлению увидел, что все солдаты в сером ушли. Их костры остыли, превратившись в пепел, а окопы были пусты. Он сжал обугленный череп в руках и гадал, что означает отсутствие солдат, но не мог ничего понять. Но их отсутствие снова вернуло ему чувство безопасности, и потому он положил свою Мэри обратно в дыру в развалинах камина, где она теперь обитала. Потом, обрадовавшись, что снова дома вместе с ней, он пошел вниз к реке мимо руин амбара, к дереву и кусту, которые ночью выглядели такими похожими на человека с лошадью. Здесь у него стоял силок для ловли спускающихся к реке кроликов.

Потом, раздвинув листву кустарника, он услышал топот копыт. Он перекатился вниз по берегу в густую траву и залег там неподвижно. Солнце еще не встало, и свет был тусклым и серым, а вода на реке не блестела, но Сайлас отчетливо видел противоположный берег и через некоторое время заметил, что там появились люди. Белые люди в синих мундирах. Их было трое, все шли пешком и несли длинные винтовки, сабли и револьверы. Они долгое время всматривались в другой берег, а потом один побежал через брод, разбрызгивая воду высокими сапогами и яркими шпорами.