Старые портреты в темных тяжелых рамах закрывали оконные проемы, и без того узкие и вытянутые. Рыцари и дамы, в латах, камзолах и платьях с высокими резными воротниками безразлично смотрели на троих подростков, идущих вперед очень осторожно.

— Мне кажется… — Алекс вдруг взял Мари за руку. — Они за нами следят. Глазами.

Лохматый, застыв рядом, странно посмотрел на него, потянул в себя воздух нервно дергающимся носом. Лицо их дылды застыло, лишь играли желваки, глаза метались взад-вперед, прищуренные и что-то ищущие.

— За мной, — прямо как недавний проводник, Лохматый кивнул вперед, — быстро, не задерживаясь.

Мари и не хотелось. А вместо того, чтобы скинуть пальцы Алекса, лишь взялась крепче. Вагон заставлял нервничать, и пройти его хотелось быстрее… еще быстрее… еще…

Сквозняк, постоянно странно меняясь, то атаковал сбоку, до давал легкого подзатыльника, то нападал прямо в лицо. Тащил за собой хвост этого змеиного запаха, переливавшегося блестящими ядом клыками, солью и медной стружкой, свежей и так сильно пахнувшей, добавлял земли, тяжелой и недавно вскопанной, но не как на грядке, а глубже, окутывал сырой тяжестью старой одежды, закрытой в глухих деревянных ящиках, спрятанных в темноте, сгущавшейся вокруг все сильнее, все плотнее, вязкой и липкой, тянущейся к теплым людям, почему-то идущим там, где живым не место.

— Гости-и-и…

Голос дотянулся из-за спины. Плавный женский голос, вроде бы отдающий звонкой юностью, но… но с неуловимым скрипом многих-многих лет, прячущихся в нем. Дотянулся, коснувшись, почти по-настоящему, ледяными пальцами с острыми, покрытыми вишневым лаком, ногтями. Мари замерла, по спине, очень даже ощутимо, пробежались мурашки, такие же холодные.

Ладонь Алекса ощутимо нагрелась, почти обжигая. Он обернулся, но раньше, закрыв обоих собой, туда шагнул Лохматый.

— Здравствуйте, неожиданные попутчики.

Она не казалась молодой не, куда там. Было ей лет, наверное, почти тридцать, точно, на десяток и больше старше Мари. В самом обычном спортивном костюме, мягких кроссовках и волосами, стянутыми в хвост. Встреть ее в обычном поезде, пройдешь, не заметишь. Но сейчас…

Опасность часто прячется не в напряженных боевых мускулах или оружии, сжимаемом в руках. Она, настоящая и осязаемая, скрывается в глазах. Нет-нет, никаких особых знаков или плещущемся боевом безумии. Расслабленный обычный взгляд, скользящий по тебе самому, выбирая уязвимые точки, вдруг становится, на короткий миг решения, ощутимо острым, как скальпель. Вот такая настоящая опасность.

Ее зелено-кошачьи глаза смотрели именно так, как многие из пытавшихся сделать жизнь Мари хуже. И еще… и еще она рассматривала всех троих чуть оценивающим взглядом хозяйки, выбирающей мясо для гуляша или стейка, такой вот равнодушно-расчетливый взгляд.

Мари сглотнула, поняв, что темнота вокруг стала совсем густой и плотной. Ой-ой, мне, пожалуйста, кусочек бедрышка вот этой девочки, такой аппетитный, так и читалось в зеленых и чуть раскосых глазах.

— Мы пассажиры, — хрипло сказал Лохматый, — просто идем через вагон.

— Я поняла, — уведомила зеленоглазая.

Черт-черт! Мари вдруг поняла простую вещь: последняя зеленоглазая попалась им в аптеке, и закончилось все только…

— Мы вас не потревожили? — поинтересовался Лохматый. Чересчур вежливо.

— Разбудили, — женщина поджала губы, — заставили встать, а я же просто отдыхала. Да еще и, ай-ай, заставили вспомнить, что голодна.

Так… Мари испугалась не на шутку. Темнота вокруг шелестела невидимыми змеиными чешуйками и в несколько голосов начала шептать что-то неразборчивое. Зрачки зеленых глаз стали большими, заполнили всю радужку, уставились прямо на Мари…

Тук-тук-тук… сказало сердце, вдруг становясь очень вялым.