|
Правившая в ЮАР Национальная партия, также зараженная антисемитизмом и стоявшая на стороне нацистов во время Второй мировой войны, использовала бредни церковников, чтобы оправдать собственный миф о бурском «исходе», дававший им исключительные права на «земле обетованной». В итоге африканерская пермутация сионизма породила отсталое деспотическое государство, в котором все остальные народности были лишены всяких прав, а выживанию самих африканеров угрожали коррупция, хаос и жестокость. Тогда склеротичная церковная верхушка получила божественное откровение, которое сделало возможной постепенную ликвидацию апартеида. Но это не позволяет простить то зло, что творила религия, пока была уверена в собственной мощи. Спасение южноафриканского общества от варварства и коллапса — заслуга многих светских христиан и евреев, а также многих бойцов-атеистов и агностиков из Африканского национального конгресса.
Минувшее столетие подарило нам и другие импровизации на старую тему диктатуры, озабоченной не только вопросами светского или будничного характера. Примеров множество: от в меру возмутительных и оскорбительных (Греческая православная церковь приветствовала темные очки и стальные шлемы военной хунты 1967 года лозунгом «Греция для греков-христиан») до поработивших все и вся Красных кхмеров Камбоджи, которые вели свою родословную от доисторических храмов и легенд. (Упоминавшийся выше король Сианук попеременно дружил и соперничал с Красными кхмерами и укрывался от них в комфортабельном изгнании под крылом китайских сталинистов. Он тоже умел по необходимости играть божественного монарха.) Иранский шах называл себя «тенью божьей», а также «светочем арийцев». В перерывах между враньем он подавлял светскую оппозицию и старательно выставлял себя хранителем шиитских святынь. На смену его мании величия пришла родственная ей хомейнистская ересь «велаят-э-факих», по которой муллы имеют тотальный контроль над обществом. (Сами муллы утверждают, что никто не может отменить святые слова их покойного вождя.) На самом краю спектра находится первобытное пуританство талибов, которые непрерывно гадали, что бы еще запретить (и запрещали все — от музыки до бумаги из макулатуры, поскольку та могла содержать клочок выброшенного Корана) и как бы еще наказать грешников (гомосексуалистов закапывали заживо). Альтернатива этому кошмару — не химера светской диктатуры, а борьба за светский плюрализм и за право не верить и не принуждаться к вере. Сегодня эта борьба стала неотложным и неизбежным долгом каждого. Сегодня эта борьба — вопрос жизни и смерти.
Глава восемнадцатая Сопротивление разума
Потому в стране нашей я один из немногих людей, кто не утратил религиозной веры, но никогда ее и не имел… Такая особенность моего раннего воспитания пусть и совершенно случайно, но все же привела к одному прискорбному последствию, достойному внимания. Взгляды, противные взглядам всего мира, достались мне от отца с наставлением благоразумно прятать их от мира. Столь ранний урок в сокрытии собственных мыслей сопровождался некоторым моральным ущербом. Le silence eternel de ces espaces infinis m'effraie. Бывает, псалмы вводят в заблуждение. К примеру, знаменитое начало сто двадцатого псалма («Возвожу очи мои к горам, откуда придет помощь моя») в английском переводе утверждение, хотя в оригинале имеет форму вопроса: откуда придет помощь? (Сомненья прочь: дежурный ответ гласит, что иммунитет от всякого зла и страдания дает вера в бога.) Далее, автор псалмов, кто бы он ни был, явно остался так доволен слогом и звучанием тринадцатого псалма, что почти буквально воспроизвел его в пятьдесят втором. Обе версии начинаются с идентичного утверждения: «Сказал безумец в сердце своем: „нет Бога“». Этому бессодержательному замечанию почему-то приписывают такой вес, что оно веками кочует из одной религиозной апологии в другую. |
