Да. Это четвертое преступление, и самое тяжкое из всех. Если б
я хотел остаться чистым перед особым отделом, я должен был бы ответить так:
- Нет. Она не хорошая пьеса. Она - дрянь. Просто мне очень хочется в
Тифлис.
Я смотрел на носки своих разорванных сапог и молчал. Очнулся я, когда
маленький вручил мне папиросу и мой ордер на выезд.
Маленький сказал тому с винтовкой:
- Проводи литератора наружу.
Особый отдел! Забудь об этом! Ты видишь, я признался. Я снял бремя
трех лет. То, что я учинил в особом отделе, для меня хуже, чем саботаж,
контрреволюция и преступление по должности.
Но забудь!!!
II
ВЕЧНЫЕ СТРАННИКИ
В 1924 году, говорят, из Владикавказа в Тифлис можно было проехать
просто: нанять автомобиль во Владикавказе и по Военно-Грузинской дороге,
где необычайно красиво. И всего 210 верст. Но в 1921 году самое слово
"нанять" звучало во Владикавказе как слово иностранное.
Нужно было ехать так: идти с одеялом и керосинкой на вокзал и там
ходить по путям, всматриваясь в бесконечные составы теплушек. Вытирая пот,
на седьмом пути увидал у открытой теплушки человека в ночных туфлях и в
бороде веером. Он полоскал чайник и повторял слово "Баку".
- Возьмите меня с собой, - попросил я.
- Не возьму, - ответил бородатый.
- Пожалуйста, для постановки революционной пьесы, - сказал я.
- Не возьму.
Бородач по доске с чайником влез в теплушку. Я сел на одеяло у горячей
рельсы и закурил. Очень густой зной вливался в просветы между вагонами, и я
напился из крана на пути. Потом опять сел и чувствовал, как пышет в
лихорадке теплушка. Борода выглянула.
- А какая пьеса? - спросила она.
- Вот.
Я развязал одеяло и вынул пьесу.
- Сами написали? - недоверчиво спросил владелец теплушки.
- Еще Гензулаев.
- Не знаю такого.
- Мне необходимо уехать.
- Ежели не придут двое, тогда, может быть, возьму. Только на нары не
претендовать. Вы не думайте, что если вы пьесу написали, то можете
выкомаривать. Ехать-то долго, а мы сами из Политпросвета.
- Я не буду выкомаривать, - сказал я, чувствуя дуновение надежды в
расплавленном зное, - на полу могу.
Бородатый сказал, сидя на нарах:
- У вас провизии нету?
- Денег немного есть.
Бородатый подумал.
- Вот что... Я вас на наш паек зачислю по дороге. Только вы будете
участвовать в нашей дорожной газете. Вы что можете в газете писать?
- Все что угодно, - уверил я, овладевая пайком и жуя верхнюю корку.
- Даже фельетон? - спросил он, и по лицу его было видно, что он
считает меня вруном. |