Изменить размер шрифта - +
Да. Это четвертое преступление, и самое тяжкое из всех. Если б
я хотел остаться чистым перед особым отделом, я должен был бы ответить так:
     - Нет. Она не хорошая пьеса. Она - дрянь. Просто мне очень  хочется  в
Тифлис.
     Я смотрел на носки своих разорванных сапог и молчал. Очнулся я,  когда
маленький вручил мне папиросу и мой ордер на выезд.
     Маленький сказал тому с винтовкой:
     - Проводи литератора наружу.

     Особый отдел! Забудь об этом! Ты видишь, я  признался.  Я  снял  бремя
трех лет. То, что я учинил в особом отделе, для  меня  хуже,  чем  саботаж,
контрреволюция и преступление по должности.
     Но забудь!!!


    II

    ВЕЧНЫЕ СТРАННИКИ

     В 1924 году, говорят, из Владикавказа в  Тифлис  можно  было  проехать
просто: нанять автомобиль во Владикавказе и  по  Военно-Грузинской  дороге,
где необычайно красиво. И всего 210 верст.  Но  в  1921  году  самое  слово
"нанять" звучало во Владикавказе как слово иностранное.
     Нужно было ехать так: идти с одеялом и  керосинкой  на  вокзал  и  там
ходить по путям, всматриваясь в бесконечные составы теплушек. Вытирая  пот,
на седьмом пути увидал у открытой теплушки человека в  ночных  туфлях  и  в
бороде веером. Он полоскал чайник и повторял слово "Баку".
     - Возьмите меня с собой, - попросил я.
     - Не возьму, - ответил бородатый.
     - Пожалуйста, для постановки революционной пьесы, - сказал я.
     - Не возьму.
     Бородач по доске с чайником влез в теплушку. Я сел на одеяло у горячей
рельсы и закурил. Очень густой зной вливался в просветы между вагонами, и я
напился из крана на пути.  Потом  опять  сел  и  чувствовал,  как  пышет  в
лихорадке теплушка. Борода выглянула.
     - А какая пьеса? - спросила она.
     - Вот.
     Я развязал одеяло и вынул пьесу.
     - Сами написали? - недоверчиво спросил владелец теплушки.
     - Еще Гензулаев.
     - Не знаю такого.
     - Мне необходимо уехать.
     - Ежели не придут двое, тогда, может быть, возьму. Только на  нары  не
претендовать. Вы  не  думайте,  что  если  вы  пьесу  написали,  то  можете
выкомаривать. Ехать-то долго, а мы сами из Политпросвета.
     - Я не буду выкомаривать, - сказал я,  чувствуя  дуновение  надежды  в
расплавленном зное, - на полу могу.
     Бородатый сказал, сидя на нарах:
     - У вас провизии нету?
     - Денег немного есть.
     Бородатый подумал.
     - Вот что... Я вас на наш паек зачислю по  дороге.  Только  вы  будете
участвовать в нашей дорожной газете. Вы что можете в газете писать?
     - Все что угодно, - уверил я, овладевая пайком и жуя верхнюю корку.
     - Даже фельетон? - спросил он, и  по  лицу  его  было  видно,  что  он
считает меня вруном.
Быстрый переход