- А что будет, если их толпой собрать? - полюбопытствовала рыжая. - Ну там сотню сразу, или тысячу?

- Ничего хорошего, уж поверь, - я невольно поежилась, очень живо представив тысячу зубастых черных тварей, а потом провыла страшным голосом: - Восстанет из праха Лошадиный Бог и небо содрогнется под его копытами, и закричит земля разверстыми ртами могил, и мертвецы будут следовать за ним, и настанет Великая Ночь, преисполненная ужаса и скорбей, и будет она длиться вечно...

- Да ну тебя! - отмахнулась Избранная, - Я же серьезно спросила!

- Вообще, их обычно сразу закалывают, - ответила я уже нормальным голосом. - Толку о них в хозяйстве никакого, а жрет такая тварь как целый скотный двор. Даже не спрашивай, зачем их дядюшка держал, все равно не знаю.

На самом деле, были у меня на этот счет кое-какие мысли, но делиться ими со своей подопечной я не собиралась.

К счастью, Избранную, похоже, лошадки волновали больше, чем темные делишки почтенного Эгиля.

- И никогда такого не было, чтоб много и сразу собралось? - протянула она недоверчиво. - Прямо никогда-никогда? Да ладно, так я и поверила!

Я наморщила лоб, честно пытаясь припомнить что-то подобное. И, как ни странно, вспомнила:

- Не знаю, можно ли верить этим россказням, но слышала я как-то, что на юге один богатей вообразил, будто если этих тварей собрать побольше, то обретут они мудрость неимоверную и тут же выдумают нечто важное и для всех полезное. Подсчитал даже, что надо их для такого дела триста тридцать три. Так вот, стал он их собирать, где только мог, и на подворье свое свозить. Много собрал, сотни две точно, да только странное дело произошло. Возвращается он как-то с очередной парой, а вместо угодий его богатых пустырь вытоптанный, а к горизонту полоса тянется, копытами в земле выбитая. Тут лошадки, что он с собой привел, из рук поводья вырвали и по полосе этой в даль ускакали. Делать нечего, пришлось ему следом отправиться. День идет, два идет - все конца-края не видно. Долго шел, аж сапоги до дыр стоптал хоть и новые почти были. И вот приходит он на берег моря. Видит - обрыв высокий и след от копыт до самого края обрыва тянется. Ближе подошел, вниз с обрыва глянул - нет никого, только волны шумят. Понял он тогда, что от большого ума только разруха одна, а проку никакого. Заплакал он горько и хотел уже следом за мечтой своей в море прыгать, да только слышит - как будто зовет его кто-то. Оборачивается, а на камне...

Я замолчала, пытаясь хоть что-то высмотреть впереди. Легкая дымка, встретившая нас на этом куске, как-то незаметно сгустилась в плотный туман.

- Ну, обернулся он, и что? - напомнила о себе Избранная, - Что на камне было?

- Да подожди ты со своими камнями. Видишь, туман какой? - я остановила лошадь и спешилась. - Ты тоже слезай, дальше пешком пойдем.

А дальше стало только хуже.

Проклятый туман и не думал рассеиваться, будто чья-то злая воля направляла его, чтобы сбить нас с пути, и сколько я не всматривалась в эту сероватую муть - нужный ориентир как сквозь землю провалился. Хуже всего было то, что все звуки от нашего маленького отряда будто впитывались в туман, а потом возвращались к нам, снова и снова. Скоро мне начало казаться, вокруг нас скачет тысяча чудовищных коней, а впереди только высокая скала и холодные жадные волны. Не знаю, о чем думала в это время Избранная, но когда я протянула ей руку так вцепилась в нее, что чуть не оторвала..

Некоторое время мы просто брели в тумане, как потерявшиеся дети, и я все никак не хотела себе признаться, что даже не представляю где мы и как отсюда выбраться.

Вдруг внутри меня будто труба тревожная взвыла, и я замерла на полушаге, прислушиваясь.

- Что такое? - всполошилась рыжая.

Ее пальцы в моей руке были совсем холодными и мелко дрожали.

- Не знаю, но что-то не так, - нехотя отозвалась я, - Вперед идти нельзя.

- Вот только не говори, что мы заблудились!

Избранную уже трясло от страха.