-  Один трех казаков? - переспросил генерал, с уважением посмотрев на мою саблю. - Как же это случилось?

    Мне кажется, спросил он это зря. У сержанта в предвкушении рассказа от удовольствия даже заблестели глаза. Я же испугался, что он сейчас так заврется, что все его предыдущие россказни окажутся под сомнением.

    -  Я подобрал лейтенанта в лесу, - начал Жан-Пьер, - он бежал из плена и лежал без памяти и признаков жизни. Со мной были еще трое рядовых из пятой роты шестого батальона. Мы оказали лейтенанту помощь, но в это время на нас наскочили казаки. Мы заняли оборону, убили двоих и ранили пятерых, но и русские убили двоих наших. В этот момент лейтенант пришел в себя и вступил в бой. Он один справился с тремя казаками. В последний момент они успели застрелить третьего рядового и отступили.

    Ренье импровизировал вдохновенно, помогая себе жестами. Будь у него здоровы обе руки, то показал бы зрителям настоящий мимический спектакль. Любопытные благоговейно внимали рассказчику, что его еще больше раззадоривало. Он окинул победоносным взглядом аудиторию и продолжил:

    -  Мы с лейтенантом остались вдвоем. Меня ранили навылет в плечо, - добавил он, указывая на простреленный, окровавленный мундир, но лейтенант оказал мне медицинскую помощь и я смог снова встать в строй!

    Пока я слушал весь этот бред, понял, что мой Ренье не так уж безгрешен. Он на ходу состряпал правдивую историю, объяснявшую гибель итальянцев и выставил себя в самом выгодном свете. Получалось, что герой не только я, но и он. Причем, выпячивая мои подвиги, о своих он упоминал вроде бы вскользь, что, само собой, их отнюдь не умаляло.

    После рассказа о таких былинных победах, генерал смотрел на нас совсем другими глазами. Однако почему-то его заинтересовали не ратные, а медицинские способности.

    -  Он вылечил тебя после ранения? Когда все это произошло? - поинтересовался он.

    -  Не более двух часов назад, - четко доложил Ренье.

    -  И ты уже можешь ходить?

    -  Так точно! Лейтенант вылечил меня и от контузии, - добавил он. - Глова совсем перестала болеть.

    Генерал удивленно покачал головой. Потом он что-то решил для себя и с усмешкой сказал нам с гренадером:

    -  Извините, что вам помешал. Можете продолжить ваш поединок!

    Мой противник после всего услышанного, продолжать картель был не настроен, но показать робость не смел и, поклонившись генералу, встал в позицию. Мы вновь скрестили клинки, однако после трех, четырех выпадов я легко выбил из его рук саблю. Гренадер быстро отступил и встал, скрестив руки на груди. Убить безоружного было невозможно. Пришлось мне ему отсалютовать и убрать саблю в ножны.

    Генерал за нами наблюдал и о чем-то разговаривал с Ренье. Когда дуэль завершилась, я слегка поклонился противнику и подошел к избитому мужику, с которого все и началось. Он по-прежнему стоял на своем месте, сгибаясь под непомерным грузом. Ни слова не говоря, я снял с его плеч узлы и выбросил их на обочину. Гренадер дернулся, было вслед за своим достоянием, но, покосившись, на наблюдающего за ним генерала, подобрал саблю, вложил ее в ножны, отдал честь, круто повернулся и, не оглядываясь, пошел вперед по дороге.

    Крестьянин, мне кажется, так толком и не понял, что произошло. Он глупо таращил глаза, оглядываясь на стоящих вокруг людей и освободившимися руками отирал залитое кровью лицо. Я тронул его за плечо и показал головой на лес. Мужик низко поклонился, цепко на меня посмотрел, хитро подмигнул и все с тем же, что и раньше, тупым выражением лица, неспешно направился к деревьям.