-  Барин велел ждать, значит, будем ждать, - сказал еще кто-то. - Сам знаешь, что бывает за ослушание!

    Я попытался понять, во сне это слышу или наяву. Для сна голоса были не совсем подходящие.

    -  Надо же, пять человек уложил, - опять заговорил первый голос. - Ваську жалко, мы с ним были как родные братья.

    -  Значит такая его судьба, - после долгого молчания сказал второй. - Эх, грехи наши тяжкие.

    Я сообразил, что дополз-таки до конца подземного хода, но здесь меня ожидает засада. Судя по голосам, караульных было только двое, но позиции у нас были неравные. Пока я буду выбираться из лаза, они без труда успеют меня убить. Теперь, когда сознание частично прояснилось, я понимал, что мне нужно продолжать терпеть темноту и нельзя ничего предпринимать, нужно ждать или вечера или оплошности часовых.

    В непромокаемой, теплой одежде лежать в подземном ходе можно было сколько угодно долго. О судьбе Матильды я старался не думать, хотя в глубине души надеялся, что с ней пока ничего не сделают. Во всяком случае, до того времени, пока не поймут, что случилось со мной.

    -  Хорошо бы сейчас француза поймать, - опять заговорил первый караульный, - говорят они все с золотой казной. Слышь, Илья, если бы ты горшок золота нашел, что стал делать?

    -  Уж, придумал бы, - ответил второй, - только где ж его найдешь!

    -  Не скажи, француз все Москву ограбил, поди, не то, что горшок, цельный котел золота можно отыскать. Моя бы воля, я сейчас к большой дороге подался. Вот где сейчас раздолье! Ты золото уважаешь?

    -  Мне и так хорошо без всякого золота, живу и ладно, - равнодушно ответил неведомый Илья.

    -  А я бы хотел богатым быть. Залег бы на печи, да ел с утра до вечера сладкие булки, и чтобы бабы мне пятки чесали!

    Второй какое-то время обдумывал слова товарища, потом спросил:

    -  Зачем?

    -  Чего зачем?

    -  Ну, зачем бабам тебе пятки чесать?

    -  Не знаю, приятно, и так, для куража! Этого-то что-то не слышно, как думаешь, он живой?

    -  Кто его знает. Если не помер, то, может, и живой. Только не долго ему останется, барин лют на него, за своего колдуна. Если попадется, с живого шкуру сдерет, как с того офицера.

    -  Да, он когда в сердцах, строг, никому не спустит. Помнишь, как трех заседателей на костре сжег, не посмотрел, что дворяне?

    -  Понятное дело, нашему барину никто не указ, делает, чего левая нога захочет. Он, поди, самого царя не побоится, одно слово, зверь!

    -  Так вот, что я про золото размышляю…, - опять начал болтать на излюбленную тему словоохотливый караульный, я же - переваривать полученную информацию. Наш «барин», судя по разговору, оказался большим шалуном. Делает, что вздумается, и все ему сходит с рук.

    -  …Было бы у меня большое богатство, купил бы я себе красное барское платье, самые наилучшие сапоги и карету, - продолжал делиться своими планами мечтатель. - А если бы…

    -  Если бы, да кабы, то во рту росли грибы, - перебил его товарищ. - Сходить что ли за водкой, у меня во вьюке баклажка осталась, а то и правда что-то зябко делается.

    -  Сходи, Илюша, сходи, голубь, - обрадовался мечтатель, - сейчас ты меня угостишь, а в другой раз я тебя угощу. Помянем усопших.

    -  Ладно, пойду, а ты смотри в оба, чуть что, делай как велено!

    -  О чем ты?! Чай, нам не впервой, исполню все в лучшем виде.