Я поднял свечу, чтобы она увидела свет, и взмолился:

    -  Пожалуйста, ничего не бойся! Раз есть ход, он куда-нибудь выведет!

    Она не ответила.

    -  Ну, где же ты, я тебя жду, - позвал я.

    -  Не могу! Я возвращаюсь! - сказала она и заплакала. - Пусть будет что будет!

    -  Милая, ну, пожалуйста, я тебе обещаю, мы выберемся, - торопливо заговорил я. - Потерпи, здесь совсем не страшно!

    Она не ответила, и я услышал, что она уже рыдает.

    -  Эй, вы, лучше вылезайте, а то закопаем живыми! - закричал совсем близко чей-то резкий голос. - Сдохнете, как крысы!

    -  Все, я возвращаюсь, - отчаянно воскликнула Матильда. - Прости, я не могу, не могу! На меня давит!

    Похоже, что от клаустрофобии у нее начиналась истерика. От ощущения собственного бессилия, я едва удержался, чтобы не послать все и всех далеко и надолго. С трудом сдержался от бессмысленной брани и оставался на месте, пока не понял, что Матильда вернулась. Было слышно, как радостно загалдели преследователи. Теперь, когда я остался один, и на меня начали давить осклизлые стены, низкий потолок из сгнивших досок, появилось чувство безнадежности.

    -  Прости! Спасайся! - услышал я последний крик Матильды.

    Дальше оставаться на месте было глупо, и я, преодолевая свой страх, пополз дальше. Лаз уходил все дальше, и скоро стало трудно дышать. Свеча совсем зачахла, еле тлела, похоже, что здесь почти не было кислорода. Потом она мигнула и погасла. Наступила полная, непроницаемая, могильная темнота. Появилось чувство, что я погребен заживо. Я собрался, засунул огарок в карман и пополз дальше.

    Теперь пришлось продвигаться наощупь. Если судить по времени и усталости, я уже одолел метров сто. Лаз здесь был в удовлетворительном состоянии, только еще один раз попалось место с осыпавшейся кровлей.

    Я смертельно устал, тело покрылось потом, саднило руки и колени. Старался не отвлекаться и не паниковать, однако это не очень получалось. Пришлось заставить себя передвигать руками и ногами, не разрешая остановок и передышек.

    Теперь главное было терпеть и помнить, что все когда-нибудь кончается.

    Я все полз, и с головой начало происходить что-то непонятное, появилось ощущение легкости и как будто наркотического опьянения. Я даже подумал, что тут не так уж плохо. Потом мне захотелось лечь, расслабиться и подольше побыть в тишине и безопасности. Вдруг, я вспомнил, что замерзающие люди испытывают нечто подобное, им становится тепло и уютно, испугался, что сейчас умру и, преодолевая апатию и лень, заставил себя ползти дальше. Скоро на меня навалилась непреодолимая сонливость. Мне кажется, что какое-то время я даже спал стоя на четвереньках. Потом, вроде, проснулся, понял, где нахожусь, и подумал, что вот как все удачно сложилось и мне удалось хорошо отдохнуть.

    Глава 14

    Воздуха мне теперь хватало и удушье прошло. Я лежал, с наслаждением дыша полной грудью. На душе стало легко и спокойно. Однако что-то мешало, какая-то внутренняя тревога. Сначала я не понял, что именно меня беспокоит, потом удивился, что здесь, где никого не должно быть, я почему-то не один. Пожалуй, именно удивление помогло мне окончательно прийти в себя. Я почувствовал близкую опасность, затаил дыхание, и начал вслушиваться в недалекие человеческие голоса.

    -  Все равно он не долезет, - негромко сказал незнакомый мужской голос. - Чего нам здесь зря мокнуть!

    Я подумал, что говорят, скорее всего, обо мне.