Был он довольно тяжелый и тупой, но это было не важно, им вполне можно было сбить замок с таинственной двери.

    -  Иди в сени и продолжай стучать по засову, - сказал я Матильде, отдавая ей пистолет. - Пусть думают, что мы пытаемся выйти. Я спущусь в подполье, и попробую открыть дверь.

    Потом я обратился к местным обитательницам:

    -  А вы, как кричали, так и кричите, только не так громко, а то уши закладывает.

    Я взял свечу, спустился вниз и занялся замком. На всякий случай, если за дверью окажется засада, приготовил пистолет. Топором вывернуть проушины из подгнившей древесины оказалось плевым делом. Вывернув замок, я загнал конец топора в дверную щель, и как рычагом открыл разбухшую от сырости дверцу. За ней и, правда, начинался какой-то лаз, высотой чуть больше метра. Я встал на четвереньки и прополз с десяток метров, освещая путь свечой. Судя по состоянию, подземным ходом давно никто не пользовался. Укреплявшие потолок доски сгнили и уже кое-где обрушились. В таких местах, осыпавшаяся в образовавшиеся прогалины земля засыпала почти весь проход. Пробраться через эти завалы можно было только ползком. Я понял, что воспользоваться лазом было можно, но только в самом крайнем случае. Решив зря не рисковать, пятясь, вернулся назад в подполье и поднялся наверх.

    За время моего отсутствия, все тут осталось без изменений. Женщины кричали, правда без былого энтузиазма, Матильда в сенях монотонно стучала рукояткой пистолета по засову. Я рассказал ей о лазе. Подземные ходы, таинственные подвалы, пещеры, обычно никого не оставляют равнодушными. Француженка не стала исключением и тут же задала риторический вопрос:

    -  Интересно, куда он ведет?

    -  А мне интересно, что за ненормальный все это устроил. Давай попробуем расспросить старуху.

    Мы вернулись в залу. Я попросил старуху замолчать и спросил, кто такой их барин.

    -  Старый старик, - ответила она. - Как сына схоронил, а за ним жену, совсем умом тронулся. Людей тиранит, не приведи Господи. Нашел себе чернокнижника-супостата, да пригрел змея на груди, вот они теперь всегда вместе. Меня горькую в неволю взял, а я, голуби, не простая крестьянка, я вдова пономаря!

    -  А здесь вы зачем? - спросила Матильда.

    -  Затем, матушка, чтобы барское добро беречь и людей до смерти пугать! Гореть мне за то в геенне огненной! Только и против барина слова не скажешь, на то его воля и сила! Мы люди маленькие, нам пропитание нужно, а оно все у него, ирода-кормильца. Я старая, мне жить мало осталось, а Нюшка совсем девка молодая, ей-то, за что такие муки терпеть? Ты, голубь, не мог бы порадеть за нас у государя или еще у кого? Пусть нас от ига ослобонят. Заставь за себя век Бога молить! - обратилась она ко мне.

    -  Порадею, - пообещал я, - мне бы только до вашего барина с его чернокнижником добраться… А как вы через стены проходите?

    -  Этого я, голубь, не ведаю, да и как можно православному человеку сквозь стены ходить? Это, чай, смертный грех. А пугаем людей через дверки незаметные. Так поможешь, голубь сизокрылый? Не оставишь сирот защитой?

    -  Не оставлю, - рассеяно пообещал я. - А скажи, бабушка, что это за человек бестелесный появлялся ночью у нас в комнате?

    -  Василька, что ли? - уточнила она.

    -  Не знаю, как его зовут, может и Василька.

    -  Сама того не ведаю, знаю лишь, что чернокнижник проклятый его наколдовал. А так он сам собой смирный. Вреда от него никакого нет. Он по бабам больше, нашу сестру сластью прельщает.