Он гудел о том, как опасна “открытая связь”.
– Ну, тогда пока, – неожиданно решительно попрощался Алексей Владимирович, вклинившись в паузу, во время которой Песцов, специалист по паролям, явкам и конспиративным квартирам, набирал в грудь воздуху.
– Нет, как пока!.. Леш, я хотел с тобой на самом деле… поговорить.
– Ну, приходи, – с досадой предложил Бахрушин во второй раз за время их плодотворной и интересной беседы. – Поговорим. Только если не про обращение.
– Да нет, – вдруг сказал Песцов, – не про обращение. Про Храброву.
Бахрушин перестал качаться в кресле.
Храброва? Алина? Что такое с ней?
– А… что ты хотел про нее узнать?
– Я тебе скажу… не по телефону.
Дался ему этот телефон!..
Бахрушин положил трубку и подумал немного до того, как нырнуть в бездонную пропасть бумаг и компьютера.
Алина Храброва была новым сотрудником – он принял ее на работу всего месяца полтора назад, но знакомы они были давно.
Звезды такого масштаба очень медленно перемещаются по телевизионному небосклону и редко покидают свои орбиты – разве что перед эпохальными событиями вроде выборов, войны или “конфликта хозяйствующих субъектов”. Последнее стало особенно актуальным как раз в минувший год.
Новый сотрудник Алина, знаменитая ведущая новостей, узнаваемая, как циферблат часов Спасской башни в новогоднюю ночь, была и осталась “символом страны”.
Ее улыбку знали все. Ее манеру говорить – очень правильно, глядя прямо в глаза, – ее привычку наклонять голову и переспрашивать, и чуть-чуть щурить карие горячие веселые глаза изо всех сил копировали звездочки поменьше и побледнее, и всем им это приносило успех и признание. Но она оставалась первой, единственной, неповторимой. Все остальные дамы-ведущие на шаг от нее отставали.
Никто не знал, почему вдруг она решила поменять один канал на другой. Бахрушин поймал несколько слухов – вернее, специально для него поймали знающие люди, – внимательно изучил, оценил и отверг. Ни один из них в качестве реальной причины не годился. Генеральный продюсер четвертого канала, с которого она переходила на второй, тоже проявил невиданную деликатность, дескать, она просто решила поменять работу, и мы не можем ей в этом препятствовать, она звезда, а мы подмастерья, ремесленники и всякое такое!
Бахрушин повстречался с продюсером, тем самым, генеральным во всех отношениях, и осторожно навел справки – с кем ему угрожает насмерть рассориться, если он пригласит Храброву на свой канал.
– Да нет, старик, – сказал генеральный тоскливо.
Он пил водку, и лицо у него было несчастным, как будто пить ему не хотелось, а кто-то нарочно в него вливал. – Ты не беспокойся. Политики никакой.
– А экономика?
– Что значит – экономика?
– Ты сколько ей платил? Миллион долларов в год?
– Ты что, старик, – обиделся продюсер, – у нас миллион сам знаешь, кто получает…
– Больше или меньше?
– Да ладно, – окончательно оскорбился продюсер, – что ты, смеешься надо мной, что ли!
Бахрушин не смеялся, но должен был выяснить все до конца. Алина Храброва, если бы только все сложилось, стала бы бесценным приобретением для канала – бесценным, но все же не на миллион долларов!
– Если экономики и политики никакой, тогда что?
Личная жизнь?
– А вот тут я тебе, старик, ничем помочь не могу.
Бахрушин смотрел, как генеральный морщится, опрокидывая в себя водку, длинно и продолжительно глотает и морщится еще больше.
– Почему? Все так секретно? Или так… высоко?
– Да я не знаю, правда, Леш! Вот те крест! – и продюсер размашисто перекрестился, покосившись на рюмку. |